Украинская народная сказка
ЯЗЫКАТАЯ ХВЕСЬКА
Нету хуже того человека, который не умеет язык за зубами держать. А самая большая беда с бабами. Только что услышит — и раззвонила уже по всему селу. — Ой, кумушка родненькая, что я слыхала! Да только смотрите, никому не сказывайте, ведь это такое, что никому и знать-то об этом нельзя, я это вам только. И начала… А кума услышит и — другой куме, а та — третьей, а третья — пятой-десятой, и вот все уже о том знают, чего никому и знать-то не следует. Вот жили себе муж да жена. Петро и Хвеська. И хороша бы была Хвеська, всем хороша, да только на язык скорая. Что ни скажет ей муж, всё своим длинным языком расплещет. Ну, хоть ничего ей и не говори. Уж и просил ее муж, и уговаривал, и сердился — ничего не помогает. Вот поехал раз Петро пахать, да и выкопал деньги, клад. А было это еще во времена панщины. И думает он: «Как дознается эконом, то отнимет. А дознается обязательно, от Хвеськи-то не спрячешься, она по всему селу разнесет. Что делать?» Думал-думал бедняга, вот и надумал. «Надо, говорит, отучить ее от этой поганой привычки. Да и денежки чтобы не пропали». Вот взял он эти деньги, привез их домой. Спрятал, а жинке ничего и не говорит. На другой день Петро поехал на базар, накупил там чуть не целый мешок бубликов и битого зайца. Возвращаясь с базара, завернул к речке и вытащил из вентеря да из верши рыбу, а зайца в вершу сунул. Отнес рыбу в лес и разбросал под кустами, а бублики все на груше развесил, которая на опушке леса стояла. Затем возвращается домой, пообедал с женой и говорит ей: — Пойдем-ка, жена, в лес да поищем, не найдется ли там какой рыбы, вот и соберем. А Хвеська ему: — Ты что, муженек, одурел, что ли? Разве ж в лесу рыба водится? — А вот и водится, — говорит Петро. — Мне что-то сдается, что в лесу нынче рыбный дух, вот мы и соберем рыбу. Уж пойдем. Не верит Хвеська, а все же пошла. Приходит в лес, а там то под тем, то под тем кустом рыба лежит. Петро и говорит тогда: — Ну что, Хвеська? Не говорил ли я тебе? — Вот диво! Сколько на свете живу, а такого дива отродясь не видывала! — Ну ладно, — говорит Петро, — пойдем-ка теперь на речку, не поймался ли там случайно заяц в вентерь или в вершу? — Тю на тебя, муженек! Ты сдурел никак? — говорит Хвеська. — Где ж это видано, чтобы зайцы в верши ловились? — Хм, не видано! Вот и рыбы ты в лесу не видела, а есть же. Уж пойдем, — говорит. Пошли. Выходят на опушку, глядь — груша стоит, а на ней кругом бублики, так ветки и гнутся. Хвеська кричит: — Муженек, муженек! Ты видишь — бублики-то на груше. Разве бублики на груше растут? — Понятно, не растут, — говорит он. — Это, должно быть, туча бубличная проходила, да и зацепилась за лес — вот бублики и остались.. — Ну, давай-ка, муженек, стряхивать. Стряхнули, идут к речке. Вытаскивает муж вентерь — нет ничего, вытаскивает второй — нету; тянет потом вершу, глядь — а там заяц. — Ох ты, матушка моя! — так и вскрикнула Хвеська. — Заяц в верше! И родилась и крестилась, а такого не видывала… — Ну, что ж что не видела! — говорит Петро. — Не видела, так увидишь. Идем, пожалуй, домой, а то поздно уже. Забрали они все и пошли. Приходят домой, тут жена и начала: — Что оно за день нынче такой! И родилась и крестилась, а такого дня еще не было: рыба в лесу, заяц в верше, бублики на груше! — Это еще ничего, — говорит Петро, — а вот диво, что я нынче и деньги нашел. — Ой-ей! — Ей-бо, нашел! — А где ж они, муженек? — Да вот, — вытаскивает он эти деньги. — Вот уж теперь, муженек, будем мы богатые. — Да кто его знает, вот как пронюхает эконом, сразу же отнимет. — Ну, — говорит жена, — а как же он дознается? Уж я никому не скажу. — Смотри же, жинка, не говори, а то будет нам лихо. Да смотри не говори никому и про то, что мы в лесу и в речке нашли, а то люди как дознаются, сразу и догадаются, что я деньги нашел, ведь в такие дни клады всегда находят. Так вот говорит Петро, подшучивая, а Хвеська: — Ладно, — говорит, — никому на свете не скажу. А тут под вечер на селе шум и гомон слыхать. — Что это такое, муженек? — спрашивает Хвеська. — Да там… — Да что ж там такое? Пойду-ка я гляну. — Да ты на поганое не гляди и не слушай, — говорит Петро. А Хвеська: — Да ну уж, Петрик, голубчик, родненький, скажи! — Да это, — говорит муж, — наш пан эконом украл у гуменщика колбасу, вот его теперь по селу и водят да колбасами бьют, чтобы больше не крал. А это муж так себе, подсмеивается, а Хвеська уже и поверила, и так уж ей не терпится. — Ох, беда-то какая! Побегу я к куме Меланке да расскажу! — вскрикнула Хвеська, так с места и вскочила. — Да ты лучше не ходи, а сиди дома, — говорит муж. — Ты разве не знаешь нашего эконома? Уж он как дознается, что ты про него рассказывала, то меня и тебя со свету сживет. Хвеська послушалась и не пошла. Выдерживает она, никому не говорит про деньги день или два, а потом все-таки не вытерпела — как это так да про счастье свое не рассказать? — и побежала к куме Меланке. Прибежала, «добрый день» сказала, села. Сидит. И так ей хочется сказать, а боится. А потом: — Вот горюшко-то жить беднякам на свете, хотя бы сказать и нам. Хотела справить себе к празднику новые чоботы, да не на что справить. А кума Меланка тоже: — Что правда то правда, кума, я уже вот говорю… А Хвеська не дает ей досказать и тотчас свое: — Ну да, может, бог даст, скоро не будем мы бедные… — Как так? — спрашивает кума Меланка, а сама уже и уши навострила. — Ох, кумушка, да не знаю, как и говорить-то… — Да скажите уж, скажите, — уговаривает кума Меланка. — Да не знаю, как и говорить, дело это такое, что муж никому-никому не велел сказывать. — Ох, матушка! Да разве ж я такая? Да я все одно что стена! — говорит кума Меланка. — Ну, кумушка, — говорит Хвеська, — да только уж я вам одной, но, смотрите, никому-никому не сказывайте… И давай шепотком ей про деньги эти… Только Хвеська из хаты, а кума Меланка за свитку и к куме Приське: — Ох, кумушка, а вы слыхали?.. А тут праздник случись, пошла кума Приська к куме Марыне, а у нее уже кума Явдоха, — вот тут уж и беседа готова. Погуляли да про Петровы денежки поговорили. А тут как раз в этот день повздорил Петро из-за чего-то с Хвеськой и хорошо ее отругал… Она тогда: — Погоди ж ты, такой-сякой, раз так!.. И побежала раззванивать по всему селу, что муж ее и ругал и чуть ли не бил, что он, мол, деньги нашел, что прячется-де с ними, и все… Прошел день или два — зовут Петра в контору к эконому. Тот враз его и ошарашил: — Сказывай, такой-сякой, деньги нашел? — Нет, — говорит Петро, — не находил. — Как не находил? Ведь твоя жинка говорит! — А что моя жена говорит? Моей жинке малость ума не хватает, она чего-чего не наплетет. — А-а, так ты так! — говорит эконом. — Позвать сюда жену! Тут сразу за ней, приводят. Спрашивает эконом: — Твой муж деньги нашел? — Нашел, — говорит, — паночку, нашел. — Ну что, — спрашивает тогда у Петра эконом, — видишь? — Да что ж, — говорит тот, — она чего не наплетет! А вы ее лучше спросите, пан, когда это было? — А когда это было? — спрашивает эконом. — Хм, когда. Как раз тогда, когда потянуло рыбой из лесу и ходили мы в лес за ней да под каждым кустом рыбу собирали. — Ну что теперь скажешь еще? — спрашивает Петро. — Э, что! Теперь-то уже не отбрешешься. Это самое тогда и было, когда мы в лесу рыбу собирали, и надвинулась бубличная туча, и в лесу мы бубликов натрусили, и в вершу заяц поймался. — Вот слышите, пан, — говорит Петро, — толком ли она говорит? Пускай она уж вам все расскажет, как и когда это было. — Хе, как и когда! Самое тогда, когда вас, милостивый пан, по селу водили… — А чего меня по селу водили? — спрашивает эконом. — Да вот, пан, простите… уж раз вы спрашиваете, то скажу… как раз, когда вас теми колбасами били, что вы у гуменщика украли… Как вскричит тут эконом: — Ах ты, такая-сякая! Как ты смеешь мне так говорить! Возьмите ее да всыпьте ей как следует, чтоб не городила черт знает что! Тут Петро заступился, начал просить, что, мол, жена у него малость не в своем уме. Вот пан подумал-подумал — и вправду дурная, — взял да и отпустил. Вот идут они вдвоем, Хвеська с Петром, он в усы себе посмеивается, а она нос повесила, поняла, что влопалась. Пришли домой, она в плач. — Вот как ты, — говорит, — меня подвел! — Хвеська, жинка моя милая! — говорит Петро. — Не я тебя подвел, ты сама себя подвела. Не ляпай никогда языком, вот ничего и не будет. А теперь не сердись, давай помиримся. Помирились они и живут помаленьку и денежки понемногу тратят. Видит Хвеська, что плохо лишнее говорить, и притихла. И начали они понемногу богатеть и выкупились у пана, стали они вольными и начали жить в достатке. И часто, бывало, говорит Петро жене: — Ну что, Хвеська, не подвел бы я тебя, разве были бы мы теперь вольные и жили бы так, как теперь живем?
|
Главная
Sayings
Помощь
Каталог
|