Украинская народная сказка

ДАНИЛО НЕСЧАСТНЫЙ

   Жил себе Данило Несчастный. Уж где он ни бывал, где ни служил — все, что ни заработает, так прахом и пойдет — ничего у него нету. Вот и нанялся он к хозяину.
   — Посейте мне десятину пшеницы, а я вам за это год прослужу.
   Стал он служить, начала у него пшеница всходить, стала хозяйская в стрелку идти, а у него уже колосится, хозяйская колосится, а у него уже и поспела.
   — Ну, — говорит, — завтра пойду и скошу, вот это мне и будет.
   Вдруг набежала в ночи туча, как ударил град, — побило пшеницу. Идет он и плачет.
   — Пойду, — говорит, — наймусь в другом месте, может, бог и накормит.
   Приходит к другому хозяину:
   — Возьмите меня, — говорит, — на год, я у вас послужу хотя бы за того вон плохонького жеребенка.
   Стал он служить, стал жеребенок подрастать, и такая из него путная коняка вышла! Вот, думает, дослужу да и поеду. И вдруг прибежали ночью волки и разорвали ее. Плачет он:
   — Пойду еще наймусь где-нибудь.
   Приходит еще к мужику, а лежал у того мужика на пригорке камень, кто его знает откуда он и взялся, может, никто сроду его и не двигал.
   — Наймусь я, — говорит, — к вам за этот вот камень.
   Стал он служить, стал тот камень меняться, стали на нем разные цвета появляться, стала одна сторона красная, другая — серебряная, третья — золотая.
   — Ну, — говорит, — камень-то уж никуда не денется.
   Вот выходит ему завтра срок, но пришел кто-то и стащил камень к чертям!
   Плачет он слезно, жалуется, что столько-де прослужил, а ничего ему бог не дает.
   — Что ж, — говорят, — если ты такой несчастный, ступай к царю.
   Послушался он, пошел к царю. Царь и определил его в дворню.
   — Работай, — говорит, — что заставят, а я погляжу, какой ты несчастный.
   Видит царь, что ни сделает Данило, то лучше его никто не управится, и говорит ему:
   — Что ж ты говоришь, что ты несчастный, а ты что ни сделаешь, то лучше никто не управится. Хочу я тебя наградить.
   Взял и насыпал три бочки: в одну золота, в другую — углей, а в третью — песку, и говорит:
   — Если угадаешь, где золото, — то быть тебе царем, а где уголь — то кузнецом будешь, а где песок, то и впрямь ты несчастный: дам я тебе коня и оружие и уезжай ты из моего царства прочь.
   Вот ходил он, ходил, щупал, щупал…
   — Вот, — говорит, — золото!
   Разбили, а оно — песок.
   — Ну, — говорит царь, — и вправду ты несчастный. Уезжай из моего царства, мне таких не надо.
   Дал ему оружие — пику, все доспехи казацкие. Он и поехал. Едет он день, едет второй, — нечего поесть ни ему, ни коню. Едет третий день, видит — стог сена стоит.
   — Это, — говорит, — хотя и не мне, а коню будет.
   Стал к стогу подъезжать, а он и загорелся. Плачет Данило, и вдруг слышит, кто-то оттуда кричит:
   — Спаси меня, а то сгорю!..
   — Как же я тебя, — говорит, — спасу, ежели я и подступиться не могу!
   — А ты, — говорит, — протяни свою пику, я ухвачусь, а ты и вытащишь.
   Подал он туда пику и вытащил такую большущую гадюку. «Вот так-так!» — думает. А она ему и говорит:
   — Коль ты меня вытащил, то и домой доставь.
   — Как же я тебя доставлю?
   — Положи, — говорит, — меня на коня, и куда я буду голову клонить, туда и езжай.
   Вот клонит она голову, а он и поворачивает. Ехали-ехали и к такому дворцу подъехали, что любо поглядеть! Слезла она и говорит:
   — Обожди тут, а я к тебе скоро выйду, — сказала и полезла под ворота.
   Стоял он, стоял, ждал-ждал да и заплакал, а тут и она выходит такой наряженной да красивою, открывает ворота:
   — Веди, — говорит, — коня, да закусишь и отдохнешь.
   Пошли во двор, а посреди двора две кринички. Зачерпнула она из первой стаканчик воды, поставила, кинула жменю овса.
   — Ставь, — говорит, — коня.
   «Что оно, — думает, — такое, три дня мы не ели, не пили, а она, словно насмех, жменю овса дала».
   Вошли в горницу, а она ему кусочек булочки и стаканчик воды поставила.
   «Что ж мне тут есть». Глянул в окно — овес и вода целы, а конь уже наедается. Откусил он кусок булочки, хлебнул воды — уже наедается, а все цело.
   — Что, — спрашивает, — наелся?
   — Спасибо, уже.
   — Ну, так ложись отдыхать.
   Подымается он на другой день, а она ему говорит:
   — Оставь мне свое оружие, коня и одежду, а я тебе дам свою. Дает ему рубашку и оружие.
   — Это, — говорит, — такое оружие, что сколько бы войска ни было, а как махнешь, то какого не достанешь, тот только в живых и останется; а рубашка такая, что как наденешь ее, никто тебя не одолеет; и езжай ты к такому-то трактиру, там тебе объявят, что ихний царь богатыря вызывает, и как поедешь ты к нему, там и женишься, но не сказывай жене до семи лет правды.
   Вот попрощались, он и поехал. Подъезжает к трактиру. Его расспрашивают, кто да откуда. Как узнали, что из чужой земли, и говорят ему:
   — Напали на нашего царя чужеземцы, не может царь сам отбиться и выкликает богатыря, чтобы царство его защитил, царевну в жены бы взял, а его кормил бы до самой смерти.
   Показали ему, куда ехать, он и поехал. Явился к царю:
   — Так и так, — говорит, — я могу чужеземцев отбить, дайте мне только двух казаков, если что случится, чтоб известили.
   Выехал он с казаками в степь.
   — Ложитесь, — говорит, — и спите, а я постерегу.
   Только те уснули, бегут чужеземцы.
   — Сворачивай! — кричат.
   — Нет, — говорит, — сворачивайте вы!
   И как начали чужеземцы пулями метать, как начали метать, начисто казаков покрыли. А он как махнет, то только те, кого своим оружием не достал, в живых остались. Отбил, и уж все так радуются; справили свадьбу, сел он на царство и живут себе.
   А те чужеземцы и давай к царевне подкапываться:
   — Что ж это ты пошла за такого, что никто и не знает, откуда он, а мы как никак, а цари, ты доведайся, чем он орудует, вот мы его и истребим, а тебя заберем.
   Она и давай его допытывать.
   — Что ж, — говорит, — вся моя сила вот в этих перчатках.
   Она их с него сонного и сняла, отдала им. Вот выезжает он на охоту, встретили они его_; и давай теми перчатками размахивать, а он как махнул своим оружием — одних побил, а других привел и в темницу посадил. Она опять к нему:
   — Да в чем же сила-то ваша?
   — Сила моя, — говорит, — вот в этих сапогах.
   Она и сапоги с него сняла, выпустила царей из темницы, отдала им сапоги. Выехали они против него, а он опять-таки одних побил, а других захватил и в темницу посадил.
   А в третий раз и признался:
   — Сила моя, — говорит, — в этом оружии, и рубашка на мне такая, что меня ничто не одолеет.
   Давай она его уговаривать.
   — Вы бы, — говорит, — в баню сходили да помылись, мой батюшка всегда так делал.
   Он и пошел. Только разделся, а она и подменила его оружие и рубашку, да и отдала тем. Выходит он из бани, тут его схватили, посекли, порубили, сложили в мешок, положили на коня и — пустили. Вот конь ходил-ходил, блуждал-блуждал, да и вспомнил старые места, где жил, и добрался к своему дворищу. А там его благодетельница увидела его и говорит:
   — Ох! — говорит, — видно что-то с Данилой случилось.
   Тотчас взяла его, перебрала, перечистила, сложила, зачерпнула из одного колодца воды целящей, а из другого живящей, покропила, он и ожил.
   — Ну что, — говорит, — я ж тебе говорила, не сказывай до семи лет жене правды, — не послушался!
   А он уж стоит, молчит:
   — Ну, — говорит, — передохни, я тебе еще что-то другое дам. На другой день дает она ему цепочку и приказывает:
   — Смотри, езжай к тому самому трактиру, где был первый раз, и как станешь утром умываться, проси хозяина, чтоб бил он тебя этой цепочкой вдоль спины посильней, и только ты водою плеснешь, то опять у жены окажешься, но теперь уж ничего ей не рассказывай.
   Вот поехал он к тому самому трактирщику, переночевал, и как стал умываться, просит:
   — Как плесну я, хозяин, в первый раз водой, то бей меня этой цепочкой вдоль спины изо всех сил.
   Плеснул он воды, а тот как ударит его по спине, и обернулся он вдруг конем, да таким конем, что и поглядеть любо. Хозяин так рад, так рад. — «Вот, думает, одного коня привел, а другим сам сделался». И сразу ж на ярмарку, стал их продавать, а царь и увидел:
   — Продай, — говорит, — что тебе заплатить?
   — Да давайте пять тысяч.
   Царь достал деньги, взял и отдал.
   Приходит во дворец, похваляется:
   — Поди, душенька, погляди, какую я лошадь купил!
   Пошла она, да как глянула:
   — Эх, — говорит, — это моя погибель! Надо ее зарезать.
   — Что ты, душенька, разве можно!
   — Нет, зарежь да зарежь!
   Стали готовить ножи, топоры. Вдруг прибежала девочка, обнимает его и говорит:
   — Конь мой милый, конь мой хороший, какой ты прекрасный, а будут резать тебя!
   А он ей в ответ ржет:
   — Ты, — говорит, — следи, как только первая капля крови упадет, ты возьми ту каплю и закопай в саду.
   Зарезали его, и сделала девочка так, как он ей наказывал, отнесла в сад и закопала.
   И выросла из той крови такая красивая вишня. Один лист серебряный, другой — золотой, третий еще какой-то, все разные.
   Вышел раз царь в сад, заметил ту вишню, любуется ею да и хвалится царице:
   — Погляди, какая у нас в саду вишня красивая, неведомо когда и выросла.
   Та как глянула:
   — Эх, — говорит, — это моя погибель, надо ее срубить!
   — Что ты, как можно, самая лучшая в саду краса да срубить?
   А та все: «Сруби да сруби!»
   Стали готовиться, а девочка прибежала и говорит:
   — Вишенка моя, вишенка, какая ж ты красивая, от коня родилась, а будут тебя рубить.
   — А ты, — говорит, — смотри: только первая щепочка упадет, ты возьми ее да пусти на воду.
   Срубили вишню. И сделала девочка все, как он говорил, — пустила щепочку на воду, и такой из нее селезень сделался, что и поглядеть любо. Вот пошел царь на охоту, как увидел его, а он так сам в руки и идет. Царь одежду с себя, бросился в воду и поплыл за ним: тот уплывает и манит. Манил, манил, а как от берега отвел, как схватится тогда, упал на берегу, обернулся человеком, надел свою одежду, а то Данилова одежда была.
   — А плыви, — говорит, — сюда.
   Приплыл тот, он убил его и пошел потом во дворец.
   — А где тут такая-то девушка?
   Ему показали.
   — Ну, — говорит, — ты меня во второй раз на свет родила!
   И стал с нею жить, а свою жену к хвосту коня привязал и по полю разметал.