Цыганская народная сказка

КАК ЦЫГАН ИВКА РАЗБОЙНИКА БЕЛЯЦКОГО ПОЙМАЛ

   Что делал этот Беляцкий? Разбойничал он в Смоленской губернии и такой страх навел на всю округу, что его именем даже детей пугали. Какие только истории о нем не рассказывали, и не поймешь, чего в этих историях больше — правды или обмана! Не раз ловили Беляцкого, да только не смогли в остроге удержать. Знать, не держали его кандалы, коли трижды он из тюрьмы убегал.
   Нападет разбойник на господский дом, обчистит все, но душ людских не губил. Барышню повозит с собой да и отпустит: иди, матушка, восвояси.
   В Смоленском уезде напал он на имение местной помещицы Марии Петровны. Мария Петровна знала, что делать. Пошла она прямо к губернатору, на колени перед ним упала:
   — Ваше превосходительство, как быть: дома жить или из дому бежать? Как быть, когда в поместье покоя нет?
   Вы не подумайте, что она хотела унизиться перед губернатором, чтобы разжалобить его. Это она пристыдить его хотела. А что губернатор ей сказал? Губернатор сказал:
   — Будьте спокойны, сударыня! А она ему что?
   — Как хотите, ваша милость, но, если вы не защитите нас, мы знаем, где у царя ворота открываются. Крепко рассердился губернатор.
   — Полиция, — говорит, — никуда не годится. Однако исправника он к себе вызвал и принялся бранить его:
   — Какой же ты исправник, коль в уезде твоем грабят разбойники безо всякого препятствия? Разыскать их немедленно! А до той поры в доме своем не появляйся, не хочу я за вас, бездельников, отвечать. Что это такое? Мне, самому губернатору, приходится разбойников ловить.
   Принялась полиция разбойников искать: и становые, и исправник, и из соседних уездов исправники — никого не могут найти. Словно пропал Беляцкий, и шайка его пропала. А ведь ездили по двенадцать человек разбойники.
   Решили совет держать. И тут наш старик становой Лебедев встал и говорит исправнику:
   — Мы хоть целый год будем искать, да ничего не сделаем. Есть у меня человек, он один нам может помочь.
   — Кто этот человек? — спрашивают.
   — Да цыган Ивка.
   Приехал ко мне исправник по совету станового и взмолился:
   — Что хочешь, то и делай, только помоги. Жизни нет никакой. С каких пор уже дома не был. Бери, что хочешь, только окажи услугу.
   — Что ж, помогу я, если помещик позволит. А дело тут вот в чем. Как-то раз приезжал Беляцкий к помещику нашему. Переоделся купцом разбойник. Привез он ему две шубы продать: одна американских медведей, а другая барашковая. Не сразу, но помещик догадался, что перед ним Беляцкий, а шубы — краденые, и потому не стал он покупать — побоялся. Уходя, разбойник сказал:
   — Все у вас будет цело в имении да и соседей ваших я трогать не буду, если ваши цыгане от меня отстанут.
   И тогда помещик велел, чтобы мы не трогали Беляцкого.
   Поехал исправник к помещику и рассказал, что творит разбойник по губернии. Рассердился помещик:
   — Уж если он так безобразничает, то пусть Ивка ловит его. Только ты, господин исправник, не обижай цыгана, а за труды заплати хорошенько. Ты учти, что в этом деле можно и головы лишиться. Видал я этого разбойника — подлец отменный: глаза, как у волка.
   — Я, — пообещал исправник, — сто рублей Ивке дам.
   — А я на том свидетель. Только смотрите, может быть, вы его поймать не поймаете, а раздразните только. После этого он мне жить не даст.
   Отправились мы с исправником в Смоленск, а из Смоленска я пешком пошел, как бродяга непомнящий, по дороге в Красненский уезд. Я заранее знал, что Беляцкий со своей шайкой прячется в трех верстах от села Уварове, где держал постоялый двор Пярекста. Беляцкий снюхался с его дочкой, и, что ни украдет, что ни награбит, все к нему, Пярексте, несет.
   Пришел я на постоялый двор.
   — Здравствуйте вам!
   — Здравствуй!
   — А не поставите ли, хозяин, самовар?
   — Можно. А откуда ты пришел?
   — Да, считай, целый свет обошел, бродяга я непомнящий. Что ты у меня спрашиваешь, у бедного странствующего человека?
   — Ну, выпьем чайку и познакомимся.
   Поставили самовар, чай пить стали, а я все в окошко поглядываю, делаю вид, мол, боюсь, как бы не схватили меня.
   — Так вот что скажу я тебе, — говорю я хозяину постоялого двора, — три года уже я странствую, от самой Сибири иду. Есть у меня вещи кое-какие. Не купил бы ты их?
   — А какие у тебя вещи?
   — Есть у меня посуда серебряная, холст есть, господские шубы, есть дорогая господская одежда…
   — И где же она, эта одежда?
   — Спрятана.
   — А когда ж ты мне ее привезешь?
   — Скоро.
   — А как мы все это сделаем?
   — Сделать надо так, чтобы никто не знал об этом. Назови время, я одежду и привезу.
   — Ну это дело надо водкой обмыть.
   Подал хозяин водку, себе стакан налил, мне тоже.
   — Ну-ка выпьем за знакомство.
   Выпили. А тут и дочь Пярексты подошла, та самая, которая с Беляцким путалась. Красавица. Села она за стол и начала:
   — Какой славный парень. Что, если он с Беляцким познакомится?
   — Парень-то я хороший! Кабы мне еще дело нашлось, а то надоело бродяжить.
   — Будет мне от тебя польза — пристрою… Хочешь к господину Беляцкому пристать? Слыхал про него?
   — Слыхать-то слыхал, да только видеть не приходилось. Знаю я, что ухватка у него молодецкая. Пристрой меня к нему. А за это подарок получишь.
   — Пристрою, пристрою, благодарен будешь.
   — А как же я с ним познакомлюсь?
   — Приезжай тогда-то и тогда-то да вещи приноси.
   — Хорошо, приеду, пускай Беляцкий сам уверится, что я в деле ловок, а ты своей рекомендацией нас соедини… А в котором часу приехать?
   Подумал, подумал Пярекста и говорит:
   — К полночи приезжай. Будет тебе Беляцкий. Поблагодарил я хозяина, за харчи заплатил да за выпивку, а он мне опять:
   — Такого-то числа приходи. Увидишь Беляцкого. Как узнал исправник про мои похождения, так возрадовался — аж расцеловал. Устроили мы совет, чтобы решить, как разбойника брать. Доложили обо всем губернатору. Он приказал дать нам в помощь солдат. Сели мы на почтовых, за солдатами поехали. С нами следователь увязался. Взяли мы человек пятьдесят солдат вооруженных и за день до встречи приехали в Уварове, к дому Пярексты. Расставили солдат: около хлева, около дома. Да так расставили, чтобы не заметил никто. Приказали солдатам: как услышат "Ура", так цепью вокруг дома пускай выстраиваются. Пярексту с женой и дочкой связали, чтобы из дому не выходили, и стражу к ним приставили. Одного солдата поставили в сенях, в скрытном месте: как только кто войдет в комнату, то должен был он дверь на клямку прихватить. А еще одному солдату наказали, что если разбойники верхом приедут, то, как только в избу войдут, брать лошадей и угонять их подальше от дома. Это чтобы разбойников пешими оставить, если по несчастью кто-нибудь из них вырвется.
   Вот сидим мы. Уже и двенадцать часов пробило — нет никого. Вдруг в первом часу ночи являются на шести лошадях двенадцать человек — на каждой лошади по два седока. Беляцкий ехал впереди со своим кучером Егором Михайловым. Едва подъехали разбойники к постоялому двору, Беляцкий (хитер он был, однако) распорядился:
   — Проезжайте все мимо, только мы вдвоем с кучером заедем, а вы остановитесь неподалеку: мало ли что? Вдруг кто наедет и узнает, что здесь наша шайка.
   Ускакали разбойники и остановились в версте от постоялого двора. А Беляцкий с кучером как соскочили с коня, так к дому пошли. Едва закрылась дверь комнаты, как вышел солдат из потайного места в сенях и дверь на клямку прихватил, а второй солдат на лошадь сел и в деревню умчался. Вдруг послышался крик "ура". Тотчас же солдаты цепью окружили дом.
   — Огня! — закричал Беляцкий. А кому огонь подавать? Все связаны. Видит разбойник, что за окном люди снуют, тронулся к двери — не пускают, рванулся к окошкам, а там солдаты стоят. Схватил он стул и бряк в окно, а солдаты из ружей палить начали. Принялись разбойники из револьверов отстреливаться. Пальба пошла на всю округу. Услышали разбойники из шайки, что Беляцкий в засаду попал, развернули коней и пустились отбивать его. Едва не отбили. Настоящий бой был. Следователь, что приехал вместе с нами, с испуга на колени встал, взмолился:
   — И что за черт меня сюда принес?! Ведь не мое же это дело! А теперь останутся дети мои сиротами.
   Исправник поначалу тоже оробел, да только должность его была такая, что на себя пенять не приходилось. Поворотил исправник солдат и приказал:
   — Глядите, разбойники кучей идут. Стреляйте в эту кучу — в кого-нибудь попадете.
   И вправду, по счастью солдаты сразу же прикончили нескольких человек, и разбойники воротились восвояси.
   — Слава богу, оборонились! — облегченно вздохнул исправник. А тут и у Беляцкого порох и заряды кончились, и он крикнул через дверь:
   — Теперь берите меня! Только никто не отважился идти к нему. Назначили двоих солдат. Пошли они с ружьями наперевес, а третий со свечой сзади. Так в комнату и вошли. Видят: сидит Беляцкий на стуле и руки на груди скрестил:
   — Берите меня!
   — А пистолет где твой?
   — Какой пистолет? Я не стрелял. Это вы стреляли. Может, вам со страху показалось, что я стрелял?
   Егора Михайлова нашли на печи за трубой. Связали их обоих, стали избу обыскивать. Нашли оружие — под печью спрятано было, деньги тоже нашли и драгоценности: ложки, бокалы дорогие…
   Посадили разбойника в тюрьму. Тот прокурора потребовал.
   — Желаю я кандалы снять, — сказал Беляцкий, — потому что вам от них никакой пользы нет.
   — Как так нет пользы? — усмехнулся прокурор. — А коль желаете — сами скиньте, попробуйте!
   Ударил разбойник ногой об ногу — упали кандалы. Прокурор крикнул:
   — Заковать Беляцкого заново, двойные кандалы повесить.
   Заковали, а тот снова как ударит ногой об ногу — кандалы врозь.
   — Только совесть меня и сдерживает, а то давно бы из тюрьмы убежал.
   Так или иначе, но Беляцкий бежал из тюрьмы, сделал подкоп и ушел, забрав с собой четырех сибиряков. А потом телеграмму дал: "Исправника убью из револьвера, а у Ивки язык отрежу".
   Приезжал ко мне разбойник ночью, жену мою пытал:
   — Где твой хозяин?
   — Нету хозяина. В Смоленск уехал. Опять пригрезился он мне и исправнику:
   — Доберусь я до них. Дома не найду — в Смоленске достану.
   Долго мы с исправником остерегались разбойника. Тот все лето в штатской одежде ходил. Раз слышит — звонок: какой-то гость с кучером приехал. Посмотрела дворовая девка на гостя да сразу и взвизгнула:
   — Вы господин Беляцкий!
   Тот увидел, что его признали, и был таков.
   Наконец поймали разбойника, где-то около Полтавы, в земляную тюрьму посадили, где и закончил oн свою жизнь.
   По виду Беляцкий был русый, а скорее даже рыжий, глаза волчьи — по кулаку. Был он ломоносый, походка у него была важная, видать, барской крови человек, с образованием. Говорил разбойник умно и речисто, никто перечить ему не мог. А законы знал получше всякого прокурора. Был он горячим; как стукнет кулаком по столу — кровь стынет. И по разбойному делу был большой мастер: на окошко тряпицу наложит и вынет безо всякого шума. Стрелять в него бесполезно — не попадешь: заговор знал от пули, свинец не брал его. Только одним можно было его убить — медной пуговицей, потому что от меди заговора нет. Да разве кто об этом мог догадаться?!