Коми народная сказка

ГУНДЫР

    Когда-то правил лесной стороной старый царь. У него было три сына: Федор-царевич, Василий-царевич и меньшой, хитроумный Иван-царевич.
    Братья завидовали уму и силе Ивана, наговаривали на него отцу. Вот старый царь и невзлюбил Ивана, да зато всем сердцем привязался к старшим сыновьям.
    Иван об этом не очень тужил, он целыми днями, бывало, пропадал на охоте. Однажды он встретил в лесу девушку-красавицу, полюбил ее и хотел свадьбу сыграть. Да случилась беда: чудовище, шестиголовый Гундыр , неведомо куда унесло невесту. Говорит Иван отцу:
    – Позволь мне пойти по белому свету. Я спасу нашу землю от чудовища и освобожу невесту.
    Отец позволил. Старшие братья, которым давно хотелось странствовать, тоже выпросили у отца разрешение отправиться в дорогу.
    – Ладно, – говорит отец. – Теперь вы уже взрослые, можно вас отпустить.
    Ну, вот они и отправились в путь. Идут царевичи, может, день, может, два. Пришли к густому, как щетина, лесу, нигде нет прохода.
    Только у леса избушка стоит, там кузнец живет. Зашли братья в избу, стали спрашивать у кузнеца:
    – Как пройти через лес? Где тут тропинка? А кузнец в ответ:
    – Какие там тропинки! Здесь частый ельник, на пятьдесят верст темный лес.
    Подумал-подумал Иван и говорит:
    – А мы вырубим лес и пройдем, только ты, кузнец, скуй нам топор.
    – Топор у меня есть, острый-преострый, да только один, возьмите его, коль надо! – отвечал кузнец.
    Переночевали братья у кузнеца, назавтра пошел Федор прорубать просеку. Рубил, до самого вечера рубил, а вырубил лес на полторы версты. Услыхали об этом братья и затужили: так, мол, рубить нам придется месяц.
    Назавтра пошел рубить просеку Василий-царевич. А вечером, когда вернулся, братья спрашивают:
    – Ну, сколько прошел?
    – Версты две с половиной.
    – Видно, долго придется здесь нам прожить.
    На следующий день вышел рубить просеку Иван, с обоюдоострым топором. Нарочно попросил он кузнеца сковать такой.
    Махал да махал, махал да махал топором, пока весь оставшийся ельник не срубил. Потом еще шагов двадцать прошел вперед. Увидел – вдали что-то вроде большой копны виднеется, пустил Иван стрелу в копну и вернулся к доброму кузнецу.
    – Ну, много ли срубил деревьев, Иван?– спрашивают братья.
    – А я,– отвечает,– дорогу проложил. Прошел я больше пятидесяти верст и увидел какую-то копну. Завтра пойдем туда и все узнаем.
    Назавтра проснулись братья и говорят кузнецу:
    – Прощай, хозяин, на обратном пути мы тебе чистым золотом заплатим.
    Пошли братья дальше. Шли, шли по просеке, добрались до копны. А это, оказывается, дом.
    Вчерашняя стрела Ивана в стену вонзилась, так и торчит.
    Вошли братья в избу, что им нужно, то и есть на столах: похлебка, каша, яичница, вино, пиво. Сели обедать, Иван и говорит:
    Ой, Федор да Василий, много не ешьте, не пейте, здесь есть еще неведомый жилец. Придет он, наверно, ночью. Сытый да пьяный крепко спит, а нам надо караулить.
    Братья не послушались, ели и пили, сколько могли, досыта.
    Встали братья из-за стола и говорят:
    – Тебе, Федор, сегодня караулить.
    Федор надел тулуп, обошел вокруг дома, потом лег под крыльцом и спьяна заснул.
    Немного погодя вышел Иван. Видит, брат спит под крыльцом.
    – Ну, – говорит, – караульщик тоже! Сразу и захрапел.
    Стал Иван караулить. В полночь, слышит, кто-то едет-гремит на телеге: это на тройке примчался трехглавый Гундыр. Тело у него, как у медведя, а из трех голов дым валит.
    – Иван-царевич в мою усадьбу пришел, принес своей крови ложку и мяса плошку, мне раз проглотить.
    – Не прицеливайся сразу высоко. Давай бороться будем! – отвечает Иван.
    – Давай дунь, да так, чтоб стало железное гумно в три версты длиной и в три версты шириной.
    – А сначала, – молвит Иван, – ты сам дунь, у тебя три души, да все поганые, а у меня одна, да чистая.
    Дунул трехглавый Гундыр, и стало железное гумно в три версты длиной и в три версты шириной.
    Начали они биться. Бились, бились. Изловчился Иван и отрубил саблей все три головы Гундыра, бросил в сарай, а лошадей привязал на конюшне к кормушке с пшеницей. Потом вернулся в избу и лег спать.
    Утром братья спрашивают Федора:
    – Как караулил, видел кого-нибудь?
    – Кто же придет сюда? Никто не приходил,– говорит Федор.
    Братья опять стали есть и пить. Иван и говорит:
    – Ой, Федор да Василий, много не ешьте, не пейте. Чую, сюда еще жилец заявится. А у сытого и пьяного крепкий сон.
    Федор и Василий опять не послушались, ели-пили, сколько могли, потом и вечер наступил.
    – Сегодня тебе, Василий, караулить.
    Василий надел тулуп, обошел дом, лег под крыльцом и заснул. Немного погодя выглянул Иван. Видит: брат заснул под крыльцом.
    – Ну и караульщик! Уже спит!
    Осмотрел Иван лес, обошел вокруг дома, слышит, кто-то неподалеку гремит-едет. И, впрямь, на шестерке лошадей подъехал шестиглавый Гундыр. Тело у него, как медведя, а из шести пастей дым валит.
    – Ты, – говорит, – Иван-царевич, на мое хозяйство заришься. Брата моего убил. Ну-ка, садись мне на язык, и проглочу тебя.
    – Не прицеливайся сразу высоко, давай поборемся сначала,– говорит Иван.
    – Дунь, да так, чтоб стало здесь железное гумно иметь верст длиной и шесть верст шириной.
    Засмеялся Иван:
    Сам дунь. У тебя шесть душ, да все поганые, у меня одна, да чистая.
    Дунул шестиглавый Гундыр, легло железное гумно шесть верст длиной шесть верст шириной.
    Стали бороться Гундыр с Иваном. Боролись, боролись, Иван опять саблей махнул, и полетели все шесть голов Гундыра повыше земли, пониже облака. Подхватил Иван головы, бросил их под сарай, а шестерку коней привязал К кормушке с пшеницей. Теперь уже девять лошадей стало у Ивана и девять голов собралось.
    Иван вернулся в избу.
    Наступило утро, Василий приходит.
    – Ну, что, – спрашивают братья ,– как караулил, видел кого-нибудь?
    – Никто не приходил, ни души не видел! – отвечает Василий.
    Принялись братья обедать. Иван говорит:
    – Смотри, Федор, гляди, Василий, здесь есть еще жилец. Он ночью заявится в избу. Вы много не ешьте, не пейте. У сытого и пьяного непробудный сон.
    Братья опять не послушались - Ивана, ели и пили, сколько влезет, Вечером Иван стал выходить караулить и еще раз сказал братьям:
    – Смотрите, крепко не засыпайте.
    Ладно, – говорят братья, а сами, как только Иван вышел, сразу заснули. Иван все ходит вокруг дома, слушает, не подойдет ли кто. Бродил, бродил он по двору, услышал, будто бы кто-то гремит-едет. Посмотрел Иван и увидел – на девяти лошадях прискакал девятиголовый Гундыр. Из его девяти пастей летит огонь и дым, тело железной чешуей покрыто, за плечами крылья.
    – Ты, – говорит, – Иван-царевич, пришел в мое хозяйство и барствуешь, моих двух братьев убил. Может, меня хочешь убить? Ну-ка, прыгай на язык, я проглочу тебя.
    – Не прицеливайся сразу высоко, – говорит Иван,– давай бороться.
    Отвечает Гундыр:
    – Давай, только дунь, пусть ляжет железное гумно девять верст длиной и девять верст шириной.
    – Сам, – говорит Иван, – сначала дунь. У тебя девять душ, да все поганые, а у меня одна душа, да чистая.
    Дунул девятиголовый Гундыр – легло железное гумно девять верст длиной, девять верст шириной. А чудовище спросило:
    – Говори, Иван-царевич, как будем бороться.
    – А вот,– отвечает Иван,– я пойду на правый конец гумна, ты – на левый, а потом пойдем друг другу навстречу. Который из нас упадет при встрече, тот и будет убит.
    – Ну, ладно.
    Пошли они навстречу друг другу, да один мимо другого так и прошли.
    – Где ты, Иван, прошел?– спрашивает Гундыр у Ивана.
    – Под твоей правой рукой,– отвечает царевич. Второй раз встали они на концы гумна, опять отправились друг другу навстречу и опять не столкнулись.
    – Теперь ты где прошел? – спрашивает Гундыр.
    – Теперь под твоей левой рукой.
    – Ну, ладно, толку из этого у нас не выйдет. Давай врукопашную биться.
    Ну и боролись же,– смотреть страшно!
    Вот девятиглавый Гундыр стал одолевать Ивана. Иван-царевич просит чудовище:
    – Погоди, постой, – я разуюсь, сапоги брошу в сторону, чтоб они тебе, поганому, не достались.
    Разулся Иван, правый сапог швырнул в дом. И сразу крыша целиком с избы слетела.
    Но братья-царевичи так крепко заснули, что и не шевельнулись. Потом опять принялись биться Иван и Гундыр, и опять чудовище начало одолевать Ивана-царевича. За руки его хватает. Не дает саблю вынуть.
    – Погоди, – просит царевич, – дай-ка я левый сапог сниму, брошу в сторону, чтоб тебе, поганому, не достался.
    Разулся Иван и так швырнул левый сапог, что одна стена избы с потолка до пола слетела. Думал Иван братьей разбудить. Да куда там! Крепко спят царевичи, не просыпаются.
    Опять стали биться Иван и чудовище.
    Боролись, боролись. И опять Гундыр одолевает Ивана.
    – Погоди,– говорит Иван.– Дай-ка я саблю брошу, чтобы тебе, поганому, не досталась. А ты наклонись и отойди немного в сторону, чтоб сабля на лету тебя не задела.
    – Нет, – говорит Гундыр, – этого мне нельзя сделать.
    – Ну, коли, нельзя, так нельзя. А ты хоть свои девять голов немножко наклони.
    Гундыр наклонил свои девять голов, железная чешуя сдвинулась, приоткрылось на шее голое тело. Ивану только это и нужно было. Свистнула сабля, ударила по шее Гундыра, все девять голов с плеч покатились. И крикнули отрубленные головы:
    – Ты, Иван, еще раз рубани.
    – Хватит, – говорит Иван, – на нашей земле только раз полагается.
    Иван взял головы Гундыра и бросил в сарай. А девять лошадей привязал к кормушке, полной отборным зерном. Теперь у него уже восемнадцать коней и восемнадцать голов.
    Вернулся Иван в избу. Одного брата пнул, другого толкнул, насилу растолкал, братья встали. А как встали, и глаза у них на лоб полезли. Смотрят – нет на избе крыши, нет стены от пола до потолка. Взял Иван братьев за руки, повел их в сарай и показал им коней и головы и рассказал, что с ним приключилось за это время.
    Собрались братья сено косить и пошли запрягать лошадей. Федор запряг тройку, Василий – шестерку, Иван – девять коней. Нагрузили возы сеном. Иван говорит братьям:
    – Я три ночи не спал, лягу на сене, посплю, а вы последите, чтобы мои лошади не отстали.
    – Ну, ладно.
    Иван зарылся в сено и заснул. А братья зашептались:
    – Давай Ивана убьём. Тогда девять коней нашими будут. И не станет хвастаться Иван, что Гундыров он убил, пока мы спали, и не только девять коней, честь-слава будет нашей.
    А Василий-царевич говорит:
    – Зачем убивать Ивана. Давай-ка ему ноги отрежем и хватит.
    Так и сделали братья. Девять коней себе взяли, а Ивана самого сбросили с телеги. А он после трех бессонных ночей так крепко спал, что ничего не слышал. Братья ему ноги отрубили и ускакали. Проснулся Иван, бормочет:
    – Ах, ты, вот беда, ногу отсидел. И братьев нет, ни телеги, ни лошадей не видно.
    Но увидел: ноги отрублены, и заплакал.
    Потом вытер слезы, взял валявшиеся поблизости ноги и пополз к реке.
    – Эх, – говорит, – была бы лодка, или хотя бы плот, даже бревно, чтобы мог я поплыть по волнам.
    Смотрит, и впрямь: плывет по реке бревно. И не просто плывет, а к нему приближается.
    Сел Иван на бревно и поплыл куда глаза глядят. Плыл он день и два, и три. Глядь, вдали избушка виднеется. А на чердаке у открытого окна стоит красавица, косы но ветру вьются, блестят, будто солнечные лучи. Узнала она Ивана-царевича, принялась ему платком махать.
    – Я, – кричит, – тебя и безногого люблю!
    Тогда Иван-царевич приказал бревну:
    – К красавице плыви, мое бревно!
    Только проговорил Иван эта слова, бревно повернуло и остановилось возле самого окошка. Слез он с бревна и стал карабкаться-ползти к избушке. Вдруг оттуда выскочила не девушка, а ведьма. Глянула на Ивана да как закричит:
    – Что тебе надо? Это ты убил моего мужа и двух братьев? Ну, берегись!
    Понял Иван, что перед ним Ёма, вдова девятиголового Гундыра. А ведьма схватила бедного Ивана-царевича и давай бить. Иван-царевич как может обороняется. Била, била, устала. Потом говорит:
    – Ладно, давай отдохнем.
    Ёма пошла вниз, чтоб томва-ловва (живую воду) выпить, что силу придает. А с чердака девушка стала кричать Ивану:
    – Иван-царевич, Ёма томва-ловва, молодильной воды выпить хочет. Когда она второй раз пойдет отдыхать, я тебе вынесу томва-ловва, ты свои ноги обратно приклеишь.
    Вернулась Ёма, и опять стали они биться. Царевича Ёма так и треплет! Туго ему стало.
    – Давай же, – говорит он, – отдохнем.
    Согласилась ведьма, пошла отдыхать. А в это время девушка спустила Ивану-царевичу кувшин с чердака, и он напился досыта томва-ловва, омыл этой водой свои ноги, они опять приросли и крепче прежнего стали. Допил Иван томва-ловва и стали биться с ведьмой. Схватил Иван-царевич Ёму за косу и давай прутом стегать. Уже побеждать стал ее. Да тут Ёма взмолилась:
    – Отдохнем еще час, я схожу еще попью!
    И она пошла в подвал.
    А девушка кричит сверху с чердака:
    – Я дам тебе железный крюк. Если полезет Ёма ко мне на чердак, зацепи крюком сарафан, сдерни ее вниз, и помешай ведьме убить меня.
    А Ёма в подвале увидала, что бочонок опустел, живая вода исчезла. Рассердилась ведьма на девушку, поняла, что она воду взяла.
    – Как ты смела дать Ивану живую воду! А? – взвизгнула Ёма и бросилась, будто кошка, на стенку. А Иван схватил железный крюк, изловчился, зацепил крюком Ёмин сарафан, сдернул ведьму вниз и бросил в речной омут. Там Ёме и конец пришел.
    В это время застучали лошадиные подковы. Побежала девушка, заперла конюшню. Боялась, что конь колдуньи их растопчет.
    Вышла красавица к Ивану и рассказала царевичу, как хотел взять ее в жены шестиголовый Гундыр, да она не согласилась. И держали ее Гудыры здесь взаперти на чердаке.
    – Ты моя невеста, – сказал Иван, – поедем к моим родителям.
    Иван-царевич и девушка положили в лодку меха, золото и добро Гундыров, поплыли на родину Ивана-царевича. Плыли, плыли, к кузнецу приплыли.
    – Ну, – говорит Иван, – что заплатили мои братья?
    Они, – изумился кузнец, – и не заходили.
    – Возьми тогда это золото, – сказал Иван и подал ему целую горсть золотых монет.
    Сел царевич с невестой в лодку, дальше поплыл.
    Плывет царевич и неведомо ему, что братья рассказали отцу о его гибели.
    – Мы, отец, целый табун коней добыли и Гундыров убили, – хвастались царевичи.
    Царь очень любил Федора и Василия, а об Иване не тужил.
    Весь дворец всполошился, когда вернулся Иван-царевич. Вошел Иван и говорит отцу-царю:
    – Здравствуй, отец, царь-государь!
    Отец удивился:
    – Мы тебя уже оплакали, а ты, оказывается, жив!
    – Я не помирал и не помру. Я до ста лет буду жить и завтра хочу свадьбу справить.
    Рассказал Иван-царевич все как было, как ездил, как братья отрубили ему ноги и бросили его в лесу.
    Царь выслушал рассказ Ивана-царевича, приказал написать указ. В указе говорилось:
    Приказываю Федору чистить хлев, Василию подметать под окнами двор, а Ивана поставить царем.