Богатырские сказки
Тувинская народная сказка
ЭРГЕН-ООЛ
Когда возникли земля и вселенная во всей своей красе. Когда раскачивались молодые деревья высотой в тридцать саженей И трава осока высотой в три сажени,
жил тогда простой паренек по имени Эрген-оол. Однажды он поднялся на свою гору Сюмбер, чтобы поохотиться и добыть себе дичи. Настрелял он там самых красных соболей и самых синих бобров. Ввечеру он вернулся в свою золотую, как дворец, белую юрту, сварил себе цветного красного чая своего бургана и выпил его. И заснул он крепким сном, а утром опять проверил свой скот и отправился на гору Сюмбер поохотиться. Оглянулся он и увидел, что от середины желтой степи Сарамбай движется большой красный огонь. «Будь проклят тот, кто отнимает место у собственного отца! Что там за пожар?»— удивился он. Стал он заклинать погоду, вызвал большой дождь и загасил огонь. Загасив огонь, он повернул к дому, и вдруг на дороге встретился ему короткий и толстый черный змей. — Давай подружимся, добрый друг мой! — попросил он. — Ах ты проклятый, отнявший место у собственного отца! Я рожден человеком и никогда еще не водил дружбы с гадами! Я рассеку тебя на куски, несчастный! — закричал он, занеся свою желтую плетку. Но не успел он опустить ее, как змей исчез. Поехал он дальше и опять увидел короткого, толстого змея. — Будем друзьями! — сказал тот. Но Эрген-оол опять повторил свое, и, как только он поднял плетку, змей снова исчез. Поскакал он дальше, и вдруг его конь остановился. Соскочил Эрген-оол, простер по земле полу своего халата и испросил у него благословения. И молвил его конь: — Стань другом короткого, толстого змея. — И опять, не успели они тронуться, появился короткий, толстый змей и заговорил: — Добрый друг, давай подружимся! — Сказать по правде, я до сих пор еще никогда не водил дружбы с червяком, да уж ладно, коли так! И тут змей превратился в смуглого юношу с розовым лицом на синем коне. Стали они разговаривать, смеяться, а когда приехали к юрте, был устроен большой праздник. Сварили мясо семидесяти баранов, принесли семьдесят дажыыров, наполненных арагы, и стали пировать. А когда они пришли в себя, оказалось, что прошел целый месяц. — Ну, добрый мой друг, настало время мне уезжать. До моей страны очень далеко. И вот что скажу я тебе на прощание. Приезжай в гости к нам в юрту. Если ты поедешь прямо на юг, то увидишь там большую черную гору. Когда ты поднимешься на ее вершину и поглядишь оттуда, то увидишь посреди озера стеклянный девятислойный дом. Это и есть мой родной дом. Когда ты доберешься к нему, то увидишь перед дверью двух львов. Входи без опаски! Как войдешь, увидишь двух орлов. И их не бойся! Когда одна твоя нога будет в юрте, а другая еще, снаружи, крикни: «Живете ли вы в мире и благополучии хан-отец? Живете ли вы в мире и благополучии ханша-мать? Друг мой! Явись в своем добром обличье!» А когда станешь отправляться домой, скажи: «Я возьму золотой ларец, обернутый в девять слоев хадака, что лежит у вас в сундуке». Если они не дадут его тебе, приведи меня за руку и скажи: «Я возьму моего доброго товарища!» — И, рассказав все это Эрген-оолу, он ускакал прочь. Прошло несколько дней, и Эрген-оол решил поехать к своему товарищу. Скакал он, скакал. На вершине высокой горы огляделся и увидел на острове, посреди большого озера, большой, девятислойный дом. Да, стал он дуть на своего коня Хан Шилги и превратил его в кремешок, сунул его в свое огниво и подумал: «Пойду-ка я к юрте моего доброго друга!» Зажмурил он глаза и прыгнул с вершины высокой черной горы. Он услышал какой-то звук — плих-плюх — и почувствовал, что нога его уперлась во что-то. Открыв глаза, он увидел, что упал прямо перед стеклянным девятислойным домом. Не успел он коснуться земли, как на него напали два льва. Он стал отбиваться от них и кое-как проник в дверь. Тут напали на него два орла, и опять он едва от них отбился. Потом вступил он одной ногой в дом, а другую оставил снаружи и крикнул: — Досточтимый хан-отец, живете ли вы в мире и благополучии? Досточтимая ханша-мать, живете ли вы в мире и благополучии? Мой добрый друг, явись в своем добром обличье! Видит: лежат на трех постелях отец-змей в черных пятнах, мать-змея в светлых пятнах и тот его добрый друг — змей в желтых пятнах. И добрый его друг обернулся смуглым юношей с розовым лицом и подошел к нему. Поднялись и подошли к нему отец и мать его друга. Сварили мясо девяноста баранов, принесли со всех сторон девяносто дажыыров арагы, устроили веселый праздник. А когда очнулись, оказалось, что прошел целый месяц. И тогда он сказал: — Ну, досточтимые хан-отец и ханша-мать, и ты, друг-хан, теперь мне пора ехать! — Что же ты возьмешь, мальчик? — спросили они. — Если дадите, я взял бы золотой ларец, завернутый в девять слоев хадака, что лежит в сундуке. — Да этого мы не можем отдать, мальчик! Возьми что-нибудь другое из скота или вещей! — Ну ничего, если вы не можете это дать, я возьму с собой моего доброго товарища, — сказал Эрген-оол. Но когда он взял его за руку, те закричали: — Ладно, бери себе ларец — вынули его и вручили ему. Он положил ларец за пазуху. Но, выйдя, он не знал, как попасть теперь на вершину той горы. Подошел к нему человек и спросил: — Ну что ты здесь стоишь, мой мальчик? — Ах, я не знаю, как подняться на ту гору! — Ну, коли так, закрой глаза и сядь мне на ладонь! И когда он закрыл глаза и сел к нему на ладонь, дунул этот человек изо всех сил. И Эрген-оол взлетел и упал прямо на вершину той горы. Своего коня Хан Шилги, обращенного им в кремешок, он снова вытащил из огнива, сел на него и поехал к своей юрте. Здесь он открыл свой ларец и заглянул в него, там лежали вырезанные из ушей метки (Имеются в виду метки, указывающие на принадлежность скота определенному хозяину. Так как скот аила пасется обычно вместе, такие знаки принадлежности наносятся клеймением или делаются особые надрезы на ушах скота; отпавшие крохотные кусочки ушей, нанизанные на нитку, хранятся в абдыраа.) пяти видов скота, ножницы и игла. — Ах, проклятие! Быть мне таким добрым другом и дать мне эдакую дребедень! Ну и дрянь же это! С треском швырнул Эрген-оол ларец о край своей постели, да и заснул. Назавтра, на заре, когда пришло время вставать и он отогнал свой долгий сон и проснулся, везде — и в юрте, и вокруг нее — кишело множество скота, а внутренность его юрты светилась. «Что такое?»— Он осторожно огляделся и увидел, что девушка сияющей красоты уже сварила и остудила цветной красный чай его бургана. И подумал тут Эрген-оол: «Что же мне теперь делать?» Ему было так стыдно, что он решил не вставать. Но наконец он не выдержал, сделал вид, что только-только проснулся, и вскочил. И тут же двое мужчин подали ему сапоги, украшенные узорами, двое мужчин набросили на плечи теплую шубу. Когда он вышел по малой нужде, кто-то крикнул: — Ах, юноша, отдай половину твоего народа! Как только он вернулся в юрту, ему принесли львиный трон о восьми ножках. — Ах, отдай какую-нибудь часть этого народа! — молвила девушка, остудившая чай, и тут же большая часть его людей начала уходить. Эрген-оол выпил чаю и пошел охотиться на свою гору Сюмбер. А в том краю жил хан по прозванию Харагаты Хаан с черными мыслями. Этот хан отправился на охоту с тысячью воинами. Они подстрелили трех перепелов, но не нашли, на чем бы их зажарить. Оглянулся хан и увидел посреди большой долины, рядом с высокой белой горой, черную реку — черную реку, окаймленную деревьями. Послал он двух своих людей, дав им тех трех перепелов, и сказал: — Отнесите их в большой лес у той белой горы, зажарьте и принесите обратно! И они, привязав трех перепелов к своим седельным ремешкам, ускакали галопом. Но, прискакав туда, увидели: то, что они считали белой снежной горой, на самом деле белая юрта-дворец, а то, что они принимали за черный лес, пятнистый черный скот. Подойдя к белой юрте-дворцу, они крикнули: — Эй, попридержите-ка своих собак! Тут кто-то выглянул в щель палатки, и два всадника, ослепленные сияющей красотой женщины, сползли с лошадей с правой стороны, а не с той, с какой положено. Потом они зашли в юрту и сказали: — Харагаты Хаан с черными мыслями приказал нам то-то и то-то и велел: «Зажарьте трех перепелов и принесите их обратно». Можно зажарить их в вашей юрте? — О, конечно, конечно, зажарьте их там у очага, — отвечала женщина. Жаря перепелов, они не могли отвести глаз от этой красавицы и забыли про перепелов. А когда пришли в себя, был уже вечер. Взглянули — а от их перепелов остались лишь три круглых обуглившихся комочка. Оба заплакали. А жена Эрген-оола спросила их: — Что вы плачете? — Ах, теперь Харагаты Хаан с черными мыслями убьет нас! — Ну полно, нечего плакать! Отрезала она три куска от хвоста овцы, побрызгала на них молоком из своей груди, подула и дала им: — Вот, возьмите, дайте ему и скажите: «Мы зажарили трех перепелов и принесли тебе». Хан ел их и никак не мог съесть, и он и все его люди ели их целый месяц, да так и не доели. И подумал тут хан: «Так вот оно что! Убить, бы еще этих птиц, которых называют перепелами, и поесть бы их, вот это лакомство!» И отправился опять на охоту. Он охотился с сотней воинов, и они убили трех перепелов. Но, съев их, он не насытился. И сказал хан: — Приведите ко мне тех двух людей! Убейте их! И когда хотели уже их убить, они сказали: — Лошади, которую продают, раскрывают пасть — таков ведь обычай? А человеку, которого хотят убить, дают слово — ведь таков обычай, хан? И спросил тогда хан: — Ну, где это вы недавно зажарили трех перепелов? — О, то, что вы считали белой горой, оказалось не чем иным, как белой юртой-дворцом, а то, что вы считали черным лесом, это был черный пятнистый скот. Мы пошли в юрту, чтоб зажарить перепелов. Но там мы не могли отвести глаз от сияющей красоты хозяйки юрты. И наши перепела сгорели, а хозяйка юрты отрезала три кусочка от хвоста овцы, побрызгала на них молоком из своей груди, подула и дала их нам, — рассказали они ему. И тогда хан послал туда двух других своих людей. И они пошли туда, крикнули: — Попридержите своих собак. И вышла та женщина. Так сияла она красотой, что они зажмурили глаза и сползли с лошадей не с той стороны, с какой положено. Выпили они чаю, поскакали назад к хану и доложили ему: — Да, все это правда. Отослав тысячу своих воинов, хан один отправился к этой юрте. Подойдя к ней, он крикнул: — Эй, попридержите своих собак! А когда выглянула жена Эрген-оола, хан соскользнул на правый бок коня и еле удержался в седле, вцепившись в его гриву. И хотел хан провести там ночь. Только женщина легла на кровать, как сказала: — Ах, в старости человек становится забывчив! Я забыла прикрыть жар пеплом. Тут воскликнул хан: — Ну, чего уж там, я прикрою, — вскочил, и она заставила его до утра сражаться с пеплом. Ведь жена Эрген-оола была человеком, знавшим двадцать одно волшебство. Назавтра хан опять остался ночевать. И, ложась на кровать, она воскликнула: — Ах, моя забывчивость! Я не прикрыла войлоком дымовое отверстие! — Я выйду, — сказал хан, — натяну войлок и вернусь. Он пошел и, как только схватился за веревку на войлоке, так и приклеился к ней. И, несмотря на все это, он остался еще на одну ночь. — Ах, я не заперла дверь, придется нам спать с отпертой дверью, — сказала она, ложась в постель. Хан сказал: — Я пойду запру дверь и вернусь. Пошел хан, но, прикоснувшись к двери, он приклеился к ней. Ну вот, на этот раз он переночевал, до рассвета колотясь о дверь. Проведя так три дня, он собрался домой: — Ладно, когда вернется ваш муж, скажите ему, пусть приедет к нашей юрте! Через несколько дней возвратился с охоты Эрген-оол. Лег он вечером в постель, а жена и говорит ему: — А теперь я хотела бы что-то рассказать, можно? А он как закричит: — Проклятие! Не хватало еще, чтобы женщина изрекала мне свои мудрости, — и толкнул ее хорошенько. Да так толкнул, что она упала с кровати. Но она опять легла на кровать и опять попросила разрешения что-то рассказать, и вновь он толкнул ее. Когда же она в третий раз попросила позволения что-то рассказать, разрешил он ей молвить слово. Рассказала она ему все, что было в его отсутствие, и добавила: — Это был Харагаты Хаан с черными мыслями. Он побился об заклад, что возьмет меня. Но это ему никак не удалось, и он хотел пригнать меня к себе красным огнем. Вы погасили этот огонь, и я стала вашей женой. Харагаты Хаан, полный черных мыслей, превращает место, которое он предлагает тебе, в ад, а еду, которой он угощает тебя, — в отраву. На следующий же день Эрген-оол пустился в путь. Приблизившись к юрте того хана, привязал он своего коня Хан Шилги, а когда оглянулся, то увидел, что тот холкой достает до небесных облаков, а четырьмя ногами перекатывает валуны нижнего мира — так он стоял. Снял Эрген-оол с себя все мужское снаряжение, отнес его на солнечную сторону и прислонил к юрте; тут послышалось: крак- тарс — и юрта вся перекосилась. Затем он вошел, и ему сказали: «Сядь на львиный трон о восьми ножках!» Но он не стал садиться на него, прошел и сел рядом с ханом. Когда тот налил ему арагы, он сказал хану: — Попробуйте сами! Хан обмакнул в арагы свой палец и обжег его. И сказал тогда Эрген-оол: — Место, которое вы предлагаете, — ад, а еда, которой вы угощаете, — отрава. Что вы за хан? Разозлился хан: — Относишься к тебе как к человеку, кормишь-поишь тебя, а ты не пьешь. Тут выплеснул Эрген-оол арагы, и он спалил все на площади в семьдесят саженей. И сказал тогда хан Эрген-оолу: — Хорошо, побьемся трижды об заклад: на жену и скот другого! Сначала Эрген-оол должен был спрятаться. Он пустил вскачь своего коня, приехал домой и, едва спрыгнув с коня, стал рыть под своей кроватью яму. А жена его и спрашивает: — Что вы там делаете? — О, я заключил пари с Харагаты Хааном с черными мыслями и теперь прячусь. — Ну и глупец же вы, рыть под кроватью! — воскликнула она. — Садитесь! Уж я найду выход, когда приедет хан. Когда она услыхала топот копыт ханского коня, она подула на Эрген-оола и превратила его в железный утюжок на длинной рукоятке и поставила его на огонь. Хан искал-искал, ничего не нашел. — Ладно уж, Эрген-оол, выходи, — крикнул он. — Ну и слеп же этот хан, ну и дурак! — появился Эрген-оол. — Да, это пари ты выиграл, — сказал хан. Настала очередь хана прятаться. — Он превратится в шерстинку дорогой скотины и повиснет под войлоком крыши своей юрты слева, — сказала Эрген-оолу жена. Он пошел туда, поискал немного для виду в юрте, а потом вытянул из войлока крыши на левой стороне юрты один овечий волосок. — Да, и это пари ты тоже выиграл, — сказал хан. Теперь опять была очередь Эрген-оола прятаться, и его жена сказала ему: — Сиди, пусть он приезжает! Хан приехал, спешился. Тогда жена подула на Эрген-оола и превратила его в щипцы для очага. Не найдя его, хан закричал: — Ладно, и это пари твое! А Эрген-оол. сказал: — Совсем ослеп этот хан! Ищет и даже не видит человека, сидящего здесь! — встал и подошел к нему. — А теперь хан спрячется, превратившись в средний из трех стеблей камыша, посреди черного острова, севернее его юрты. И если сможешь, быстро сломи его! — сказала Эрген-оолу его жена. Подойдя к трем стеблям камыша на острове, он воскликнул: — Боже мой, какой красивый камыш! Возьму-ка я его на ручку к моему кнуту! — Но только он хотел сломить его, как перед ним возник хан и крикнул: — Ради бога, ты сломаешь мне спину! Два пари уже твои! Пришел Эрген-оол домой, и жена опять заставила его ждать прихода хана. А как только тот явился, она подула на мужа — и он превратился в ножницы для материи. И хан опять не мог найти его и сдался: — Ладно, все три пари твои. — Что ж это за хан — ничего он и угадать не может! — крикнул Эрген-оол и встал рядом с ним во весь рост. — На этот раз хан пойдет и оборотится в пеструю желтую плетку у привязи его коня, — сказала жена. Отправился туда Эрген-оол, поискал там-сям и сказал: — Боже мой, какая красивая плетка! — И только он хотел схватить ее, как хан закричал: — Ладно, ты выиграл все три пари. А раз ты такой молодой и умелый, пойди убей Эрлик Хаана и возвращайся! Сумеешь, так все — твое! — сказал хан. — Когда-нибудь и молодой человек достигнет середины жизни, и подковы коня износятся на далеком пути! — изрекла жена. — Поезжай не раньше чем через два дня, — сказала она, — возьми с собой восемь мешков песка, семь бечевок из сухожилий, семь палок- кожемялок (Палка-кожемялка — длинная деревянная или железная палка с острыми зубцами на одной стороне, через которые протягивается обрабатываемая шкура.), один овечий хвост и отправляйся! — сказала она. Если ты отправишься прямо на юг, то увидишь, что по выжженному летнему пастбищу аила бегает черный песик. Подзови его, накорми овечьим хвостом, а потом скажи: «А теперь, братец, пойди в землю Эрлика и подожди там своего старшего брата!»— и, удавив его насмерть, отрежь ему хвост и засунь ему в пасть. Потом ты увидишь большую снежную гору, высыпь свой песок, и ты перейдешь через нее. Потом придут семеро мужчин, страдающих от чесотки, и спросят: «Почесаться нам о тебя или о твоего коня?» Дай им тогда семь палок-кожемялок. Потом придут семь женщин и спросят: «Вытянуть сухожилия у твоего коня или у тебя самого?» Дай им семь бечевок из сухожилий, — так поучала его жена. Провел он дома еще две ночи, затем взял с собой все это и отправился в путь. И по дороге с ним случилось все то, что предсказала ему жена. И он сделал все так, как она ему посоветовала. Наконец он увидел по обе стороны большой крутой скалы двух людей — мужчину и женщину. — Где ты? Где я? — кричали они все время друг другу. — Что вы за люди? — спросил их Эрген-оол. И они ответили: — Ах, когда мы жили в стране людей, мы были мужем и женою, а спали, отвернувшись друг от друга, и, когда мы попали на тот свет, Эрлик Хаан наказал нас вот таким образом! Пошел он дальше и увидел по обе стороны озера двух людей, мужчину и женщину, кричащих: «Где ты? Где я?» Он спросил: — Что вы за люди? И они ответили: — Ах, когда мы жили на земле людей, мы всегда плевали друг на друга. А теперь, когда мы попали в мир иной, вся наша слюна превратилась в озеро — так мы наказаны. Пошел он еще дальше и увидел кипящий бронзовый котел с водой. Он спросил: — Чей же это котел? И услыхал ответ: — Это котел человека, который был крайне скупым. А котел кипел, и в нем была одна-единственная мозговая кость без мяса. — Чей же это котел? И ему ответили: — Ах, когда его хозяин жил на белом свете, у него было всего в избытке. Это котел человека, у которого никогда не было еды для сестер и братьев. Пошел он дальше и видит: какой-то человек ест листья чая величиной с монгольскую корову. — Что ты за человек? — спросил он. И тот ответил: — Ах, когда я жил на белом свете, я выбрасывал чай, не выварив его хорошенько! Двинулся он дальше, а к нему подошел юноша и сказал: — Ну как, вы благополучно прибыли, старший брат? — Да, хорошо, благополучно, — ответил Эрген-оол. Это был, оказывается, его черный песик. Юноша привел его в свою юрту и спросил: — Ну, скажи, братец, знаешь ли тайну Эрлик Хаана? А я знаю. Когда он говорит: «Я сплю, я сплю», значит, он не спит. А когда он говорит: «Я не сплю, я не сплю»— вот он как раз и заснет. Он заснет к утру. Ну, пошел Эрген-оол в юрту Эрлик Хаана, а там сидели девять женщин. И спросил он Эрлик Хаана: — Что за женщина сидит на самом почетном месте? — Эта женщина, когда она жила на белом свете, родила девять сыновей, — ответил Эрлик Хаан. — Следующая за ней женщина родила восемь, следующая — семь, и так далее по порядку. Эрген-оол остался там. Он все думал, как бы погубить жизненный дух хана, но не мог ничего придумать. Тогда спросил он совета у Хан Шилги. И тот научил его: — Ну, коли так, превратись в волосок от конского хвоста и ляг под войлочную крышу у хана. Как только он скажет: «Я не сплю, я не сплю», вскочи в его ноздрю и разорви нить его жизни! Пришла ночь. Эрген-оол превратился в волосок и лежал под войлоком крыши и слышал, как Эрлик твердил: «Я сплю, я сплю». К утру он вдруг стал бормотать: «Я не сплю, я не сплю». Услыхав это, Эрген-оол проскочил в его ноздрю и оторвал кончик его сердца, а потом превратился в серого сокола величиной с быка и улетел. В пути он опять принял свой облик и пошел, и тут он увидел: бежит черная собака, один человек ведет ее на цепи, а другой погоняет. А значило это, что Эрлик убил Харагаты Хаана с черными мыслями и вот вел его. Ведь Эрлик Хаан — такое существо, что если он даже и умрет, то опять оживает и остается жив. Так и выиграл Эрген-оол все пари и вернулся в свои земли. И стал он жить в мире и радости.
Арагы капал с его бороды, Жир капал с пальцев — Так счастливо зажил он с тех пор.
|
Главная
Sayings
Помощь
Каталог
|