Татарская народная сказка

ТРИНАДЦАТЬ

   У одного человека было тринадцать сыновей. Младшего звали именем Тринадцать. Вот однажды сыновья спрашивают у отца разрешения идти искать работу. Отец даёт согласие. Ходили они, ходили и, наконец, пришли в края другого падишаха. Нанимаются к нему дровосеками, дрова рубить. Заработная плата на каждого приходится по полторы копейки. Старшие братья день и ночь работают в лесу, заготавливают дрова, а Тринадцать остался во дворце падишаха. Помогает повару, выносит помои, чистит картошку, колет дрова, ест-пьёт вволю, румян-здоров. Братья помаленьку начинают завидовать ему.
   — Мы здесь мучаемся среди мух, комаров, а он жир нагуливает, — возмущаются они. — Пойдёмте, заставим Тринадцать выполнять то, что ему не под силу.
   Приходят они к падишаху и говорят:
   — Наш Тринадцать хвастается, что может привести жеребца дива, пошли его за ним.
   Падишах вызывает к себе Тринадцать и говорит:
   — Ты, как я слыхал, — батыр. Приведи ко мне жеребца дива. Иначе прикажу тебя повесить или на куски разрубить.
   Тринадцать с плачем уходит. Идёт он, и встречается ему некая бабушка. Бабушка спрашивает у него:
   — Сынок, отчего плачешь так горько?
   — Эх, эби, как мне не плакать, велел мне падишах у дива жеребца выкрасть и сюда привести. Если, говорит, не выполнишь, то прикажу тебя повесить или на куски разрубить. Как же я раздобуду этого жеребца?
   — Не плачь, сынок, не плачь, — говорит бабушка. — Вот тебе зеркальце, вот тебе гребешок. Пойдёшь, войдёшь к диву. Увидев тебя, жеребец заржёт. Ты в это время спрячься в сено. Войдёт див. А когда он уйдёт к себе, поймаешь жеребца.
   Услышав эти слова, Тринадцать обрадовался и продолжил свой путь.
   Заходит он к жеребцу дива. Жеребец как начал ржать. Наш Тринадцать прыг в сено. Появляется див, смотрит: никого нет. Уходит. Тринадцать вылезает из-под сена и собирается поймать жеребца. Тот снова начинает ржать, снова приходит див. Смотрит: опять никого нет. Ну, див страшно разозлился и заорал на жеребца:
   — Почто так ржёшь, никого же нет! Ты, оказывается, шутник! Тогда можешь ржать, сколько душе угодно, больше не выйду.
   А Тринадцать только этого и хотел. Поймал он жеребца, сел на него верхом и поскакал. Див почуял неладное. Садится на самого быстроногого скакуна и в погоню бросается. Вот-вот настигнет див джигита. Но джигит бросает гребешок позади себя. Гребешок тут же превратился в огромный дремучий лес. Пока див продирался сквозь этот лес, Тринадцать успевает уже далеко ускакать. Во второй раз настигает его див, тогда джигит бросает на дорогу зеркальце. Зеркальце превращается в широкую реку. Див как ни старался, не смог переплыть реку, только пальцем погрозил вслед всаднику.
   И вот приводит Тринадцать жеребца к падишаху, успокаивается, думает, теперь оставят его в покое.
   Жил он так беззаботно, да только братьям опять в голову мысль пришла. Снова приходят к падишаху, наговаривают:
   — Тринадцать хвастал принести одеяло дива.
   Падишах говорит Тринадцати:
   — Ты, я слыхал, обещался принести одеяло дива. Не тяни долго, достань и принеси его мне.
   Снова уходит Тринадцать, плача. На пути ему снова встречается та бабушка.
   — Что плачешь, хынок?— спрашивает.
   — Эх, эби, — вздыхает Тринадцать, — как же не плакать? Падишах велел мне принести ему одеяло дива.
   — Слезами делу не поможешь, — говорит бабушка. — Не плачь. Вот тебе мешок. Положи в этот мешок муравьиную кочку и вывали в доме дива.
   Отправился Тринадцать, наполнив мешок муравейником. Дошёл он до жилища дива. А его жилище было сплетено из прутьев. Джигит залез в сени, через дыру незаметно открыл дверь в комнаты, развязал мешок. Муравьи поползли по всему дому. А див только что собирался заснуть. Стал ругать жену:
   — Блох в одеяле развелось, спать не дают, целыми днями прохлаждаешься, одеяло не вытряхнешь, — и пинком отшвыривает одеяло.
   Однако от этого мало толку. Муравьи так и накинулись на него. Тогда, вконец рассердившись, он выбрасывает одеяло в сени.
   А Тринадцать только этого и ждёт. Подхватил он одеяло и помчался во дворец падишаха! Братья его дивятся: «Что это за проныра, и в огне не горит, и в воде не тонет!» Пошли к падишаху и сказали:
   — Наш Тринадцать на этот раз хвастается: дескать, самого дива доставлю.
   Опять вызывает падишах к себе джигита и приказывает:
   — Раз ты обещал привести ко мне дива, то не мешкай, ступай.
   Снова уходит Тринадцать, плача. Снова ему встречается давешняя бабушка.
   — Что плачешь, сынок? — спрашивает.
   — Эх, эби, как же не плакать, — говорит Тринадцать, — если падишах приказывает привести к нему самого дива.
   — Слезами делу не поможешь, сынок, не плачь, — говорит бабушка. — Вот тебе топор. Иди в лес дива и начни рубить дерево. Когда див выйдет, скажешь: «Тринадцать умер, ему гроб готовлю». Он тоже станет помогать тебе. Ты постарайся запереть его в гроб, когда сделаете его.
   Тринадцать пошёл дальше, обрадовавшись. Достиг он леса дива и тюк-тюк, дерево рубит. Появился див и кричит:
   — Что ты тут делаешь? Почему без разрешения рубишь мой лес?
   — Ты не кричи, — отвечает Тринадцать, — Тринадцать, оказывается, умер. Вот ему гроб делаю.
   Див очень обрадовался такой новости.
   — Давай я тоже помогу, — говорит он и выносит пилу и топор.
   Оба мастерят домовину, крепко сколачивают. Закончили работу. Тринадцать и говорит:
   — Знаешь что, Тринадцать помогуче тебя был. Ты попробуй, залезь, пошевелись. Если доски выдержат, значит, выдержат и покойника.
   Див влезает в домовину, а Тринадцать быстро захлопывает крышку и заколачивает. Див догадался, в чём дело, и принялся орать и выть. Но сломать домовину не смог. Тринадцать кладёт домовину на арбу и отправляется в обратный путь. Див продолжает бушевать и барахтаться.
   — По дороге живёт моя тётка. Она всё равно не пропустит тебя, погубит, — угрожает он.
   Услышав это, Тринадцать остановил лошадей и пошёл к дому тётки дива. Зашёл, поздоровался, спросил о житье-бытье.
   — Вот, эби, я вставляю глаза безглазым, а у кого один глаз, второй глаз вставляю, — говорит он.
   Тётка дива была одноглазой и очень обрадовалась услышанному.
   — Вот как! — воскликнула она. — Мне ещё один глаз приделай.
   А Тринадцать привязал старуху за волосы к столбу.
   — Ты, тётка, когда я глаз буду вставлять, не барахтайся, глаз вставить — дело нешуточное, — сказал он.
   Джигит накалил железный прут и выколол им единственный глаз старухи. Старуха, оставив волосы на столбе, ощупью идёт искать Тринадцать. А Тринадцать — хитрый джигит. На дворе разгуливал старухин козёл. Тринадцать подлез ему под брюхо и уцепился руками. Старуха туда-сюда мечется и, не найдя Тринадцать, со злости швыряет козла за ворота.
   Так Тринадцать уезжает от старухи. Останавливается перед падишахским дворцом. Вызывает падишаха и говорит:
   — Вот, по твоему велению привёз я дива, сейчас выпущу.
   У падишаха душа в пятки ушла.
   — Нет, нет! — кричит. — Не выпускай!
   Тринадцать отвечает:
   — Ты же сам велел привести, теперь и выпущу.
   Падишах начинает умолять:
   — Тринадцать, пожалуйста, не выпускай. Дочь свою за тебя отдам, полпадишахства отдам, только не выпускай дива.
   Так падишах отдал джигиту в жены свою дочь и полпадишахства в придачу. Братья раскаялись в своих дурных поступках, оставшуюся жизнь прожили в мире и согласии.
   Сегодня я пошёл к ним, вчера вернулся, играли-смеялись, пили-ели, усы замаслились, а в рот ни капли не попало.