World Sayings.ru - Сказки Центральной Индии - Лангур Хорошие предложения для хороших друзей

Случайная английская пословица:


Сказки Центральной Индии

ЛАНГУР

   Давным-давно, говорят, жил один богатый человек. Было у него шесть сыновей и две дочери. Раз схватила его лихорадка. А жена его той порой была непорожняя. Вылечить его не сумели, он помер, и его сыновья устроили похороны — все как положено по обычаю.
   А потом у вдовы родился ребенок. Посмотрели — видят, это обезьяна — лангур (Лангур, хануман, или гульман,— одна из распространеннейших в Индии разновидностей тонкотелых обезьян. Эти обезьяны обитают не только в лесах, но и в населенных пунктах. Население в большинстве случаев относится к ним покровительственно, а для многих религиозных групп индуистов они являются священными животными. Согласно «Рамаяне» обезьяна Хануман была одним из сподвижников божественного героя Рамы.), вот какой у нее родился ребенок. И обезьяна-то мальчик. Прослышали о том домашние, пришли посмотреть на ребенка, и соседи тоже пришли. Поглядели и стали смеяться над матерью. Сыновья и другая родня ей говорят:
   — Убей его и выброси прочь. Не оставляй его. Люди над нами смеются.
   — Нет,— говорит она,— я это дитя ни за что не убью. Кто его знает, по какому случаю Чандо послал мне такое дитя. Ему лучше знать. У меня с обезьянами ничего не было. Отца его вы сами знаете; я понесла, когда он был живой. Если Чандо, отец наш, послал мне такое дитя, что мне сказать? Нет, я его не брошу и не убью. Я его выкормлю и выращу. Пусть потом Чандо делает с ним, что захочет.
   — Если ты его не выкинешь вон,— говорит ей родня,— мы тебя близко к себе не подпустим. Мы отделим тебя и дела с тобой не будем иметь.
   — Как вам угодно,— ответила та.— Отделите вы меня или дадите жить вместе с вами, это как вам угодно, только дитя я не брошу. Так или иначе я его выкормлю и выращу, а когда он подрастет, пусть его живет, как ему доведется. Я его не с кем-нибудь прижила — его отец был живой в ту пору. Вы меня сами видели и знаете, что я была непорожняя. Отделите вы меня, выбросите из дому, что я скажу? Делайте как хотите.
   Сказать по правде, когда она так сказала, они построили ей хибарку где-то за домом. И еды ей давали. Не выбросили все же на улицу, хоть и сильно серчали. А она работала без устали и дитя кормила и растила. Время прошло, и мальчик вырос: большой стал и говорить научился, совсем как человек. Как подрос, к делу стал приучаться.
   Раз, говорят,— к той поре кто его знает сколько времени уж прошло,— старшие братья пошли в лес дрова рубить. Так они говорили, а на деле они там новые поля расчищали — под рис и под просо. Лангур, говорят, тоже сказал:
   — Слушай, матушка, я тоже хочу пойти с братьями в лес. Я расчищу там полоску для нас.
   — Иди, конечно,— согласилась она и сама ему топор разыскала.
   Вот приходит он с братьями в лес.
   — Слушайте, братцы,— спрашивает.— Где мне лучше рубить?
   Братья его в насмешку послали туда, где лес погуще и деревья потолще.
   — Вон,— говорят,— иди туда, расчисти там полоску. Он и вправду пошел, куда они ему указали, огляделся вокруг, загнал топор в дерево, и вернулся назад, к остальным.
   Кончили братья рубить, говорят ему:
   — Ну пойдем, нам домой пора.
   Он пошел, взял свой топор и отправился домой вместе с другими. Каждый день он ходил с ними и все так и делал: загонит топор в дерево и идет туда, где остальные лес рубят, а потом вместе с ними домой возвращается.
   Вот раз они ему и говорят:
   — Каждый день ты приходишь сюда и торчишь тут рядом с нами. Когда же ты лес-то рубишь? Что ни день, мы тут тебя видим.
   — Нет, братья,— отвечает он. - Я к вам прихожу, как свой урок кончу.
   — Гляньте-ка,— не верят они.— Где это видано справляться так быстро? Ты сказки нам не рассказывай.
   — Нет, братья, это не сказки. Не верите, пойдите сами — я вам покажу. Своими глазами увидите.
   — Ладно, парни, давайте сходим,— решили они.— Посмотрим, что там у него. Очень уж он чудно говорит.
   Кончили рубить и говорят:
   — Ну пойдем. Поглядим, что у него. Той дорогой и домой воротимся.
   Пошли они, поглядели на его работу: и вправду расчищено у него огромное поле.
   — Глядите-ка,— говорят.— Когда ж это он, любо знать, столько расчистил? Целыми днями с нами торчал. Нам так, пропади оно пропадом, не сработать. Мы ведь сами работали не спустя рукава, а столько не сумели расчистить.
   За таким разговором они и до дома дошли.
   Когда срубленные деревья высохли, они стащили их в кучи и подожгли. Все сгорело, и получилось чистое поле. Лангур и говорит:
   — Послушай, матушка. Братья на вырубке лес пожгли, поле очистили и пахать начинают. А как мне пахать, матушка? Достань мне волов.
   — Где же мне взять их, сынок? — спрашивает мать.— Никто их мне не доверит. Где мы их возьмем? Да у нас и семян-то нет. Что мы станем сеять?
   — Братья,— отвечает лангур,— сеют рис. А мы с тобой что можем вырастить, матушка?
   — Что мы можем, сынок? — говорит опять мать.— У них есть все, что надо, вот они и сеют. А у нас семян нет, так что же мы, сынок, вырастим?
   — Скажи-ка, матушка, неужто семян вовсе нет?
   — Нету, сынок.
   — Послушай, матушка,— снова он спрашивает.— Неужто никакого семени не найдется?
   — Вот только та тыква (Речь идет о высохшей тыкве, предназначенной для изготовления какого-либо сосуда. В свежем виде такая тыква идет на приготовление приправы к рису.), — говорит мать.— А больше нет ничего.
   — Хорошо,— сказал лангур.— Раз ничего больше нет, дай мне тыкву. У меня тоже будет что посеять, не только у братьев.
   И вправду она принесла ему тыквенных семечек. Он завязал их в узелок, пошел на свой участок и там посадил. Братья его спрашивают:
   — Слушай, а пахать-то ты когда будешь? Ты землю-то и не тронул.
   — Я, братья, так прямо посеял, без вспашки,— говорит он.
   — Что ты посеял, балда? — спрашивают. А он вместо ответа сам спрашивает:
   — Слушайте, братья, вы что посеяли?
   — Мы-то,— говорят,— мы посеяли рис.
   — И я,— говорит,— рис посеял. Верней, не посеял, а посадил.
   — Послушай-ка, ты,— они спрашивают,— как посадил? Разве не тогда рис сажают, как рассаду вырастят, а не раньше? Как же ты посадил?
   Так они говорили и смеялись над ним. А лангур ничего. Все принимает спокойно, ни слова не говорит. Пусть их смеются.
   И вправду, как нужное время прошло,— сколько-то дней там,— посевы у них взошли, и они что ни день ходили на них взглянуть. И лангур тоже ходил посмотреть на свое поле. Раз собрались они все вместе поля обойти. Поглядели на свои всходы, потом говорят:
   — Слушай, пойдем сегодня взглянем, что у лангура вышло. Занятно, как взошло у него.
   Сказали так братья и пошли все вместе на лангурово поле, и лангур с ними. Пошли все, как сказано. Только взглянули, сразу спрашивать:
   — Где ты, балда, рис посеял? Мы ни росточка не видим.
   Он им показал те места, где клал семена. Поглядели они хорошенько и говорят:
   — Да это тыква, балда. Рис-то где? Ты говорил, вспомни сам, что рис посадил. Где же он? Это тыква. Больше ничего не видать.
   — Верно, братья,— отвечает он.— Я вам тогда неправду сказал. Хотелось мне рис посеять, вот я и спросил у матушки, а она говорит: «Нет у нас семян риса». Тогда я говорю: «Неужто никаких семян вовсе нет?» Она говорит: «Есть немного тыквенных семечек, кто его знает сколько». Я и говорю: «Тогда дай мне хоть их. Я их посажу. Раз других семян у нас нет, что нам еще делать?» Вот почему я это посадил, братья.
   — Слушай, ты,— спрашивает один.— Почему ты к нам не пришел, если у вас семян не было? Неужто мы тебе не дали бы?
   — Верно,— говорит он.— Да раз уж я к вам тогда не пошел, что теперь будешь делать? Ладно, и мой урожай куда-нибудь пригодится. У вас вырастет рис, а у меня приправа. Когда тыква созреет, разве вы ее у меня не возьмете? Или я ее кому-нибудь еще отнесу. Продам и рису куплю.
   — Хорошо,— сказали они.— Это тоже сгодится. Ты сделал толково.
   И вправду, как подошло время, рис у всех вырос хороший, и у этого тыквы растут лучше не надо. У него там деревья сухие остались, так по ним тыквы вверх поползли, как по кольям. Видали? И не поверите, все его поле сплошь побеги покрыли, и везде на них тыквы зреют, не счесть. Что ни день он ходил поглядеть.
   Время пришло, рис у них вызрел, и они сказали:
   — Рис наш созрел. Давайте пожертвуем бонгам первую долю (Прежде чем собирать урожай и особенно перед тем, как употреблять плоды его в пищу, санталы приносят жертву духам предков и божествам — покровителям очага. Деревенский жрец выходит в поле и сжинает столько хлеба, сколько он может достать, не сдвигаясь с места. Затем он относит сжатый сноп в священную рощу, где на очищенной от травы и вымазанной свежим коровьим пометом площадке совершается жертвоприношение.) и будем жать.
   Тогда лангур тоже сказал:
   — Давай-ка и я пожертвую первую долю, точно так же, как братья.— И он стал следить, что они будут делать.
   И вот однажды они разровняли небольшую площадку и обмазали ее коровьим пометом. Потом сжали немного рису, отнесли его на это место и там принесли эту первую долю в жертву. По такому случаю они позвали мать и лангура, обоих, отведать праздничного угощенья. Оба они пришли на этот пир. Наготовили рису и подливы, все поели, а потом разошлись по домам.
   Дня через два, через три лангур сказал:
   — Слушай, матушка, мы тоже ведь что-то вырастили. Надо нам завтра тоже устроить приношение первой доли. Разровняй-ка и ты площадку и вымажь ее коровьим пометом, и мы позовем моих братьев с семьями. Как обмажешь площадку коровяком, поди позови моих братьев и всех их домашних. А я сам помоюсь (Перед жертвоприношением жертвующий совершает ритуальное омовение.) и схожу за тыквой.
   — Хорошо, сынок,— ответила мать.— Ты правильно говоришь. Значит, завтра мы принесем первую долю.
   И правда, на другой день они сделали, как уговорились. Позвали его братьев и их домашних, всех до единого. Те и говорят между собой:
   — Гляньте-ка. У них ведь в доме ничегошеньки нет. Чем они думают нас угощать, коль столько народу назвали?
   Ну а лангур, сказать по правде, тело омыл и пошел за тыквой. Выбрал самую большую, какую нашел. «Если я эту возьму,— думает,— хватит нам всем». Подумал он так, сорвал большую тыкву и понес к себе в хибарку, что была позади дома братьев. Те его, конечно, с ней видели.
   Принес он ее и затащил в бхитар — в подношение бонгам. Как петухам голову рубят, когда в жертву приносят, так и ей он взял да конец ножом и отрезал. Мать его тоже при этом была. Отрезал конец, глядят они: полна тыква риса. Достали решето, стали туда рис вытряхивать. Только весь рис туда не вошел, пришлось сыпать в корзинку, да и той едва хватило, чуть-чуть до краев не достало. Если б в большую корзину насыпать, вышло б не меньше как на три четверти. Страсть как они радовались, только никому открывать это дело не стали. Говорят:
   — Ничего не будем об этом рассказывать. Не обокрали бы нас.
   Договорились так, рис ободрали, а с тыквы шкуру сняли и, чтобы чужим глаза отвести, из нее подливу сготовили. А еще подливы сварили из гороха лущеного.
   — Ну, матушка,— говорит лангур,— навари теперь побольше рису, чтобы всем хватило — и братьям моим и невесткам. Братья-то, когда нас позвали, дали нам с тобой по горсточке. А мы им помногу наложим. Не хватит того, что в этой тыкве, я схожу еще принесу.
   — Нет, сынок,— отвечает мать.— Сегодня больше не приноси. Мне готовить и этого хватит.
   — Ладно,— говорит,— если так.
   Ну вот, у них все готово, а братья не идут. Лангур и спрашивает:
   — Слушай, матушка, ты братьям-то сказать не забыла? Что-то их до сих пор не видать.
   — Что ты, сынок,— отвечает она.— Конечно, сказала.
   — Не идут они,— говорит он.— Пойду погляжу, что с ними там приключилось.
   Пошел к ним и спрашивает:
   — Ну, братья, что же вы не идете? Я вас давно поджидаю. Вас все нет, я и зашел. Пойдемте сразу, сейчас. Поедите и вернетесь домой.
   Вот братья и говорят меж собой:
   — Слушай-ка, чем он кормить-то нас будет? Сколько народу зовет. И говорит-то он как уверенно, диву дашься. Ладно, пойдемте. Посмотрим, что там у него, как он нас накормит.
   Поговорили так и пошли к нему. Тот усадил их любезно, лучше и не придумаешь, потом пошел в дом, спрашивает у матери:
   — Как, матушка, у тебя все готово? — Да,— отвечает,— готово.
   — Хорошо,— говорит.— Вынеси-ка им живее воды (Вымыть руки и прополоскать рот.).
   — Подожди немного, сынок,— просит мать.— У меня еще не все тарелки готовы. Сейчас я их прошью, и все будет в порядке.
   — Ладно. Поспеши, сшей их поскорей,— сказал он и пошел к братьям.
   — Послушайте, братья,— говорит.— Потерпите немного. Тарелок у нас не хватило. Как будут готовы, сразу и есть подадим.
   Сказать правду, пришли все невестки, а с ними их дети, и он их всех усадил. Старший брат ему не поверил. Сам пошел в хижину. «Подождите,— говорит,— дайте я вперед сам взгляну. Интересно, что он приготовил». Вошел он, глядит: и впрямь приготовлена полная корзинка рису. Удивился он.
   — Где это вы,— спрашивает,— столько рису достали? Такой пир закатить.
   А тот тайну свою не открыл. Ничего ему не сказал.
   Как кончила мать с чашками да с тарелками, вынесла им воды. Все сразу вымыли руки и сели за еду. Мать каждому есть подала, а потом завела разговор.
   — Это,— говорит,— наша тыква. Он сегодня первую долю бонгам поднес. В этом и дело. Он сказал: «Когда они подносили первую долю, они нас позвали. Мы тоже их позовем». Вот зачем сегодняшнее угощенье.
   И лангур тоже сказал:
   — Вы, братья, подносили первую долю вашего риса. Вы тогда давали по горсточке. Поглядите теперь, как у меня подают. Если кому не хватит, попросите у матери. Кто сколько съесть сможет, она столько и даст.
   Поели и на том расстались.
   Ну а мать и сын сказать нельзя как были рады, что рис в тыквах нашли. Что ни день утром и вечером оба идут на свое поле. Очень они за ним смотрели. У других рис созрел, и у них, что было, созрело. Стали другие свой рис жать, и они свой урожай собирают, домой несут. Трудно поверить, тыквами весь дом заполнили, все углы заложили. Кончится в доме еда, так стоит им тыкву разрезать, и сразу опять полно рису. На целый год у них вышло запасов.
   Прошло сколько-то времени, кто его знает сколько, и братья сговорились пойти покупать лошадей. Вот и лангур говорит:
   — Послушай, матушка, братья идут коней покупать. Я тоже хочу коня. Пойду с ними.
   — Видишь, сынок,— отвечает мать,— у них деньги есть. На эти деньги они и купят. А у нас с тобой ничего нет. На что покупать станешь?
   — Скажи, матушка, разве у нас совсем ничего нет? — спрашивает лангур.
   — Ничего нет, сынок,— отвечает мать.— Смотри сам, есть у нас рис и моток веревки. Больше ничего.
   — Тогда дай мне его,— говорит сын.— Дай мне моток веревки.
   — Послушай, сынок, неужто ты думаешь, тебе за него лошадь дадут? И не помышляй.
   — Дай мне его,— просит он.— Я возьму и попробую, дадут или нет.
   И впрямь она дала ему этот моток, и он пустился в путь вместе с братьями. Они его спрашивают:
   — Слушай-ка, ты. Куда ты направляешься?
   — Я тоже,— говорит,— иду с вами коней покупать. А им стыдно с собой брать такого. Они говорят:
   — Не ходи с нами.
   Отогнали его всякой бранью, и поплелся он один сзади. Шли они, шли и увидели где-то дерево манго, все в зрелых плодах.
   — Эх,— говорят,— был бы здесь лангур, мы бы ему велели нам манго нарвать.
   А лангур-то их обогнать уж успел и давно сидел на дереве.
   — Да я здесь, братья! — кричит.— Если вы манго хотите, я вам сейчас накидаю.
   — Ладно, раз уж ты здесь, кидай,— говорят.
   Он, по правде сказать, так и сделал. Пошли дальше. Как прошли полдороги, стали они его снова бранить и гнать прочь. Опять лангур отстал. Подобрал где-то шпильку, чем кроватные сетки вяжут, и дал братьям уйти. Потом забежал вперед окольной дорогой и сел их поджидать. Приблизились они, он снова вперед побежал, чтобы его не заметили. Так и дошли до места, где лошадьми торговали. Той порой стемнело. Они говорят: «Темно уж. Покупать сегодня не будем. Купим лучше завтра поутру. Сразу на коней сядем и поедем прямо домой». Порешили на том и стали устраиваться ночевать.
   А лангур забрался в конюшню и примостился под самой крышей на матице. Ночью кони начали говорить между собой: «Сегодня пришли покупатели. Кто их знает, кого из нас они купят и уведут». Завели они такой разговор, а лангур молчит, слушает. Снова кони говорят друг дружке: «Слушайте, может, завтра нас купят. Знать бы, кто из нас как бежать может». Стали они говорить: «Я пробегу столько косов. Я пробегу столько косов». Так они говорили, кто как скоро может бежать. А была там одна кобыла, она сказала: «Я по земле пробегу двенадцать косов и по небу пролечу двенадцать косов».
   Услыхал это лангур, поспешил вниз и загнал шпильку под копыто той самой кобыле, какая сказала, что она может бежать двенадцать косов и днем и ночью. Ну она разом и охромела.
   На другой день братья сразу пошли туда, где кони были. Видят, там лангур.
   — Слушай, а ты когда тут появился? — спрашивают.
   — Только что, братья,— говорит он.
   Стали коней выбирать. Они себе выбрали самых гладких, сговорились о цене и заплатили. А лангур той порой все молчал, рта не раскрыл, только слушал, как они торговались. Братья расплатились, сели верхом и домой поехали.
   Уехали они, тут у лангура язык развязался.
   — Слушай, хозяин,— спрашивает.— С чего это у тебя та лошадь хромает? Вон как она ковыляет. Давно захромала?
   — Вчера еще в порядке была,— отвечает хозяин коней.— Видно, ночью что-то с ней приключилось.
   — Показать бы тебе ее коновалу,— говорит лангур.— А то ведь совсем из сил выбьется и падет. Смотри, она еле тащится.
   — Кто его знает,— говорит тот.— Случись коню заболеть, он уж не поправится, как его ни лечи. Я, слышь-ка, давно с конями дело имею. Я-то уж знаю: заболел конь, ты его не подымешь, сколько ни старайся лечить. Падет все равно.
   — Так продай ее, как она есть,— предложил лангур.— Все равно скоро сдохнет. Тебе-то она теперь ни к чему.
   — Кто ее возьмет, хромую кобылу? — отвечает хозяин.— Как увидят, что она на ногу припадает, всякий сразу откажется. Вот ты, хочешь, бери. Я ее тебе отдам.
   Хозяину-то невдомек, что эта лошадь самая быстрая и что лангур ей нарочно ногу испортил. Ничего он про это не знал.
   — Слушай,— говорит лангур.— А сколько ты возьмешь за нее?
   — Когда будешь брать,— отвечает хозяин,— тогда я тебе и цену скажу.
   — Я бы взял,— говорит лангур,— только я хочу даром. Если ты мне ее дашь, я ее попробую выходить. Поправится — буду ездить на ней, не поправится — значит, подохнет.
   — Слушай,— просит хозяин,— я за ней столько ходил. Неужто не дашь за нее хоть безделицу?
   — Было б у меня что отдать,— говорит лангур,— я бы дал тебе что-нибудь. Да, сам видишь, нет у меня ничего. Если бы малость занять у кого и отдать тебе за нее, было бы неплохо, верно? Да только в этих краях не едят конины, тут и шкуру-то конскую никому не сбудешь. Была бы надежда продать мясо и шкуру и вернуть свои деньги, когда она сдохнет, можно бы и заплатить. А этого нет, и ты сам говорил: стоит коню заболеть, он уж не поправится. Вот почему я платить за нее не хочу. Есть у меня, гляди, моток веревки. Отдашь за него — я ее возьму.
   — Может, ты мне добавишь хоть рупию? — спрашивает хозяин.
   — Нет,— говорит лангур.— Больше мне тебе нечего дать. Решай сам: отдашь мне ее за моток веревки — хорошо; а то я уйду. Я тут с самого утра околачиваюсь. Не пора ли нам с тобой и за дела взяться?
   Подумал хозяин хорошенько и говорит:
   — Ладно, я согласен. Кончим с этим. Давай мне веревку и бери лошадь. Только смотри, никому не рассказывай, что ты купил эту лошадь за моток веревки.
   — Хорошо,— согласился лангур.— Раз ты мне ее отдаешь, я никому не скажу. А ты-то сам, ты не скажешь?
   — Зачем мне говорить? — удивился хозяин.
   — Ну а вдруг скажешь: «Я продал лошадь за моток веревки?»
   — Зачем мне говорить такое? — сказал хозяин.— Я тебе ее отдал и сам, себе на позор, рассказывать об этом пойду? Не бывать этому никогда. Я скажу: «Приходили барышники. Я им столько вот лошадей продал». За тем и забудется. Другое дело, если ты скажешь.
   — Чего ради я стану рассказывать, если ты мне ее по доброй воле отдашь? — говорит лангур.
   — Ну ладно,— сказал хозяин.— Я тебе ее отдаю по доброй воле. А ты давай мне веревку.
   Вот он и вправду отдал хозяину моток веревки в уплату за лошадь, а тот ее взял, и в подтверждение сделки оба дали друг другу по клочку травы дхуби. Увел лангур лошадь. Отошел так, что хозяина не стало видно, и вытащил шпильку, которую сам под копыто загнал. Лошади сразу полегчало, и она хромать перестала. Обрадовался лангур, вскочил на нее и погнал в галоп. Изо всех сил погнал, представить себе невозможно, как он ее гнал. Как стал нагонять братьев, взял и поднял ее высоко в небо. Опередил их и доехал до дому задолго до них. Приехал, привязал лошадь у ворот, принес ей мякины, воды и всего, чего надо, а сам умылся, поел риса с подливой и сел ждать остальных.
   Немного спустя приезжают братья. Увидели у ворот Лошадь, спрашивают:
   — Слушайте, чья это лошадь?
   Им говорят, что это лангур купил ее и привел. Подошли поближе, смотрят на лошадь. Видят, все они жеребцов взяли, а это кобыла. Потом пошли отдыхать.
   Дня через два они говорят:
   — Давайте устроим скачки. Посмотрим наших коней на бегу.
   — Хорошо, давайте посмотрим.
   Как устроили они скачки, лошадь лангура и впрямь всех побила: на земле, говорят, он пустил ее скакать двенадцать косов и еще двенадцать косов в небе. Братья дивятся, просят лангура:
   — Эй, лангур, давай поменяемся. Ты дай нам свою лошадь, а мы тебе любую из наших.
   — Нет, братцы,— говорит тот.— Я не пойду на такое. Вы первые выбирали и покупали. Точно так же и я свою выбрал и взял. Я ее вам не отдам.
   На том и кончился разговор.
   И вот, сказать правду, так или иначе лангур кой-чего поднакопил и года через два зажил он хорошо, и припасов у него было на год вперед. Тут он и говорит:
   — Слушай, матушка, надо мне в этом году жену подыскать.
   Мать вовсе оторопела. «Хотелось бы знать, где я ему жену искать буду? — говорит она сама себе.— Из рода людского никто не согласится, а обезьяны по-нашему не разговаривают. Какую жену мне ему сватать?» Поразмыслила она и говорит:
   — Ладно, сынок, мы найдем тебе жену. Только подожди, сперва надо со свахами договориться.
   — Хорошо,— отвечает он.— Пригласи свах. А мне передашь, что там скажут.
   — Ладно,— сказала она.
   И вправду денька через два — она уж и так и сяк умом пораскинуть успела и решение приняла — мать ему говорит:
   — Слушай, сынок. Помнишь, мы насчет жены для тебя говорили. Пробовала я звать свах, как договорились, а они мне говорят: «Твой сын жену себе сам найдет. Ты только позаботься денег собрать на выкуп невесты» (Заключение брака у санталов предусматривает выкуп за невесту, вносимый женихом или его отцом. Уплата выкупа символизирует переход прав на женщину из ее рода в род мужа. Денежный выкуп, сумма которого в прошлом веке колебалась обычно в пределах трех-семи рупий, сопровождался вещественными подарками родственникам невесты.). Вот, сынок, что мне свахи сказали.
   — Ладно, матушка,— отвечает он.— Это хорошо, что ты говоришь. Значит, я ее сам отыщу и приведу. А сколько положено выкупа?
   — Это, сынок, смотря по тому, кого ты возьмешь: девицу, или вдову, или разведенную жену. За вдов и разведенных жен платят немного, а за девушку рупий пятнадцать придется отдать, а то и шестнадцать ( Сравнительная ценность первого и последующих браков у санталов: Крестьянин-сантал после смерти жены не может долго вдоветь, так как одному ему крайне трудно управляться с хозяйством. Обычно он женится вторично к началу следующего сельскохозяйственного сезона, т. е. менее чем через полгода (таких сезонов в году два). На этот раз женится он, как правило, на вдове, и вторая свадьба празднуется значительно скромнее, чем первая. По верованиям санталов, второй брак носит чисто земной характер и прекращается со смертью одной из сторон, тогда как узы первого сохраняются и в загробном мире, независимо от жизненных перипетий. Поэтому девицы редко соглашаются выходить за вдовцов).
   — Слушай, матушка,— говорит он.— Я возьму девушку.
   — Правильно, сынок,— отвечает она.— Если ты девушку приведешь, я буду рада.
   — Завтра или послезавтра я отправлюсь в путь,— сказал он.
   И вправду пошел он искать себе жену. Сказал утром об этом матери, она и говорит сама себе: «Кто согласится за тебя замуж пойти? Не стали б тебя собаками травить». Вот какие у нее были мысли.
   А лангур пошел в чужие края. Идет и видит: девушки в пруду купаются. Подбежал он к ним, схватил чье-то платье и залез с ним на дерево. Девушки закричали от страха, а та, чье он платье унес, горько заплакала.
   Лангур сам наверх залез, а конец платья (Сантальские женщины носят платье типа сари. Это — прямой кусок ткани длиной в 4—5 м.) свесил с дерева вниз. Увидели это девушки, кричат:
   — Гляди, подружка. Он твое платье на дерево утащил. Прикрылась она чьим-то чужим, и все они подошли к дереву. Видят: вот он сидит. Стали просить:
   — Спустись, лангур. Отдай платье нашей подружке.
   — Пусть она согласится за меня замуж пойти,— отвечает он.— Тогда отдам, а иначе — нет.
   — Слушайте,— говорят девушки,— он по-нашему разговаривает.
   Как стал он им так говорить, девушки, вправду, перестали бояться, и пошел у них долгий спор. Те все просят его:
   — Отдай, лангур, отдай ты ей платье.
   А он свое им в ответ:
   — Пойдет за меня замуж — отдам.
   Раз он так говорит, они его ругать начали:
   — Кто с тобой, с таким,— говорят,— жить захочет? Услышал он это.
   — Ладно, вы каждая свое забирайте,— говорит,— а она пусть свое поймает и вниз стянет.
   И стал спускать конец ее платья потихонечку вниз; спустит и снова потянет. То ли он ее раззадорил, или другое что, только девушка вдруг как вцепится изо всех сил в свое платье. Чужое уронила, а за свое держится, и так он ее к себе наверх утянул. Подтянул к себе, обнял и дал ей как положено платье на себя навернуть. Ну а дальше то ли судьбу ей такую Чандо послал, то ли еще что другое, только она закричала:
   — Подружки, идите домой. Я с ним останусь.
   Те говорят:
   — Идемте, девушки. Надо дома сказать.
   Только ушли девушки, он взвалил ее на спину и побежал что было мочи. Ни разу передохнуть не остановился — так прямо к себе домой ее и принес.
   Рассказали подружки родителям девушки, что с ней приключилось, ее отец и братья схватили луки и стрелы, взяли собак и побежали искать лангура по всей округе. Все вокруг обрыскали, а его найти не смогли, и принялись они горько плакать. Искали целых два дня, а может быть три, только так и не нашли и домой пришли со слезами. Отругали на чем свет стоит ее подружек.
   — Что вы,— говорят,— сразу-то не сказали?
   А те ни слова в ответ — онемели с испуга. В конце концов и они успокоились.
   А лангур был очень рад, что невесту себе раздобыл. Соседи, на нее глядя, только диву давались. Назначили день для свадьбы и принялись готовить, что надо: и угощенье, и пиво, и всякое прочее. Старались все поскорее сделать, чтобы свадьбу устроить пораньше. А в назначенный день позвали гостей, и все к ним собрались, и свадьба прошла как у людей, и все ели и пиво пили (Присутствие родственников и односельчан на свадебном торжестве и их согласие принять угощение, предложенное лангуром, означает практическое признание последнего членом деревенского общества.). И стали они жить вместе.
   Так лангур обзавелся своим домом. Приключеньям парня-лангура конец настал. А молодой жене они отдали горшки и припасы и все хозяйство — все, что у них было.
   Вот и сказке конец.

Главная

Sayings

Помощь

Каталог




0 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97



С помощью поиска можно
выбрать лучшую народную мудрость мира,
необходимую именно Вам и именно сейчас.
Поиск по всей коллекции:
"Пословицы и поговорки народов мира"
World Sayings.ru



Главная | Sayings | Помощь | Литературный каталог



NZV © 2001 - 2022