Сказки Центральной Индии
ДЖХОРЭ И БАДЖУН
Давным-давно, говорят, жили два брата, Джхорэ и Баджун. Баджун был старший, а Джхорэ — младший. В год, когда Баджуна женили, их родители умерли. Так что Баджуну пришлось и за плугом ходить и всякую другую работу делать. Время шло, и случилось, что жена у Баджуна занемогла. День ей было чуть лучше, другой день похуже, только лихорадка не унималась, и она все больше слабела. Вот Баджун и говорит: — Глянь-ка, Джхорэ, невестка у тебя совсем расхворалась, ей и сесть-то невмочь. А мне идти пахать надо. Придется тебе сегодня сготовить обед, пока я в поле буду. Человек с работы приходит голодный, где уж ему самому обед готовить. Вот я тебе и говорю: приготовь поесть к моему возвращению. Положи в горшок три чашки (Имеется в виду мерная чашка, употребляемая санталами. Стандартная мерка такого рода обладает емкостью несколько больше 0,5 ли должна вмещать 40 тола (ок. 0,5 кг) сухого риса. Практически же ее объем варьируется в зависимости от местности. Изготовляются такие чашки из дерева и нередко имеют медный или железный ободок по верхнему краю, встречаются и целиком металлические.). И вправду сказать, научил так Баджун младшего брата, положил соху на ярмо и пошел с волами в поле. А Джхорэ развел огонь, налил воды в горшок и поставил греться. Дров он навалил столько, что в очаге костер запылал. Как вода закипела, он принялся искать чашки. Нашел наконец ту единственную, что у них в хозяйстве была. «Чудно что-то,— думает.— У нас всего одна чашка, а он велел три положить. Если я ее одну положу, он меня бранить станет. Надо пойти занять еще две у кого-нибудь». Подумал он так, пошел к соседям, попросил еще две чашки и бросил все три в горшок. А сам все дров подбрасывает и в горшке мешает. Так и трудился до полудня. Тем временем Наджун кончил свой дневной урок в поле и пригнал волов с сохой. У двора он их распряг и поставил под навес. Тут и Джхорэ выходит из дому. — Ну как дела, Джхорэ?— спрашивает старший.— Обед сготовил? — Варится,— тот отвечает. — Ладно,— говорит старший.— Видать, скоро будет готов. Поди брось-ка соломы волам. А невестка твоя как? — Я ей поставил кровать на солнышке у дерева мунга,— ответил Джхорэ. Старший брат пошел к жене. — Ну, как ты себя чувствуешь? — спрашивает.— Скажи, где болит-то? Хворать в рабочую пору неладно; всем от этого неудобство — работа стоит. Вот и я не знаю, что делать: ты больная лежишь, а в доме рук не хватает. Поправляйся скорей. — Нагнись и потри мне руки и ноги,— попросила жена.— Меня всю разломало. Он начал растирать ей руки и ноги, а она просит: — Возьми маленько масла. Мне больно, когда ты трешь сухими руками. Джхорэ тем временем задал волам соломы и опять в дом — дров подбрасывать да огонь раздувать. Старший брат зашел масла взять и спрашивает: — Как там у тебя? Скоро готово? Тот ни слова в ответ. Старший ему: — Дай-ка ложку. Я сам попробую, как получилось. Взял он ложку, начал мешать и слышит — звякает что-то. — Эй ты, что там гремит? — спрашивает. Наклонил горшок, смотрит: там три чашки лежат. Как начал тут Баджун браниться: — Зачем ты туда чашки-то бросил?! Дурак ты непроходимый, ума у тебя и на волос нету. — Что ты, брат? — говорит Джхорэ.— Ты сам мне велел три чашки положить. Вот я и положил ровно три. Сам гляди — ни больше ни меньше. Отругал его старший брат на чем свет стоит. Потом спрашивает: — Ты что, не знаешь, что рис надо класть? Зачем чашки-то туда бросил? А тот опять: — Да ты сам, брат, велел мне три чашки положить. Про рис речи не было, это уж точно. Вот я чашки и положил. Вынули они чашки, засыпали в горшок рису, и старший сказал: «Теперь за огнем присмотри». С этим тот справился. Как рис сварился, старший брат слил воду, ложкой рис разложил, и все поели. После обеда старший говорит младшему: — Сведи-ка волов попастись. Да не давай им ложиться. Будут лежать — не наедятся. Джхорэ погнал быков, а старший брат достал масло и сделал растирание жене. Потом сам стал ужин готовить. На другой день он говорит младшему брату: — Слушай, Джхорэ, иди-ка ты сегодня пахать. Возьми с собой топор. Если соха за корень зацепит, пускай его в дело. Ты даже обед сготовить не можешь: вчера вместо риса чашки в горшок положил. Вот я и говорю: сегодня запрягай волов и иди пахать. Правду сказать, Джхорэ запряг волов и пошел в поле. И топор с собой взял. Начал пахать. А там вдруг соха зацепилась, вот он и принялся бить волов топором по ногам. Волам больно, они попятились — соха и освободилась. И так каждый раз: стоит сохе зацепиться — он волов топором. Оба и охромели. В полдень он повесил соху на ярмо и погнал волов домой. Старший брат глядит на волов — оба хромают. — Слушай, ты,— спрашивает,— что это они захромали? — Я топор в дело пускал,— тот говорит. — Ноги-то им зачем порубил? — Ты, брат, сам мне велел: как зацепится, пускай топор в дело. Вот я так и делал — бил их топором. Обругал его старший брат на чем свет стоит: — Ну и дурень же ты! Я тебе корни рубить велел, а ты волам ноги рубил. Такого дурака свет не видел. Как ты будешь жить с твоим-то умом? Так он его выбранил, а потом говорит: — Завтра, прежде чем уйти, я сам тебе отмерю риса, а ты только сготовь. Вскипяти воду, как в тот раз. Как закипит — сыпь туда рис. Потом пробуй на ощупь: станет рис мягкий — слей воду. Горшок с огня сними, а рис выложи на три тарелки. Запомни, что я тебе говорю, и не забудь. Нынче вечером я сам тебе покажу; может, научишься. Вечером, как стали ужин готовить, он все ему показал и рассказал. С той поры младший брат стал готовить. Прошло сколько-то дней, к старший брат говорит младшему: — Слушай, Джхорэ, готовить ты научился, так смотри не забывай. Теперь я тебе еще вот что скажу. Сваришь рис, налей в горшок воды и поставь на огонь, а как станет тепленькой, вымой свою невестку. Сказал он так, запряг волов и ушел. А Джхорэ сготовил обед, потом, как брат велел, поставил греться воду, да развел такой огонь, что она ключом закипела. Невестка его на кровати лежала. Джхорэ взял горшок и отнес его к кровати. Потом зачерпнул чашкой кипятку и давай лить на нее. Ее жжет, она просит: — Не лей на меня! Не лей! А он только смеется и знай себе льет. Так вот он, правду сказать, и доконал ее, кипятком обливаючи. Видит, она уж не движется, перестал кипяток лить, растер ее хорошенько и завернул в чистое покрывало. Потом выложил рис на тарелку, подошел к ней и спрашивает: — Невестушка, есть-то будешь? Она мертвая — что она может сказать? Лежит, не говорит ничего. Ну а раз не говорит, он пошел и поел сам, а что на двоих осталось, прикрыл. Скоро пришел старший брат. — Ну как, ты ее вымыл?— спрашивает. — Да,— говорит.— Я ее. вымыл и чистым покрывалом накрыл. Старший брат отвел волов под навес и пошел к жене. Снял покрывало, глядит — она мертвая. «Ясное дело,— думает.— Он ее кипятком до смерти ошпарил». И заплакал. Потом как закричит: — Ты зачем ее кипятком шпарил? Зачем убил? Сейчас я тебя прикончу! — И бросился за боевым топором. Джхорэ пустился бежать. Старший брат схватил топор и за ним, не отстает ни на шаг. Наконец загнал его в лес и там потерял из виду. А Джхорэ в лесу повезло наткнуться на козий желудок. Он давай кричать: — Куда ты, брат, подевался? Я мясо нашел. А Баджун в ответ: — Пока я тебя не убью, не успокоюсь. Услыхал это Джхорэ, схватил козий желудок и снова бежать. А брат гнался за ним и гнался, пока не загнал в большое дупло. Тогда он срубил длинный кол и принялся пихать им в дупло и Колоть Джхорэ. А у того в руках был козий желудок. Стало ему невмоготу от тычков, он разжал руки, и желудок шлеп на землю. Баджун увидел и говорит: — Наконец-то я его прикончил. Я его, черт возьми, так обработал колом, что у него желудок наружу вылез. Неужто же он не помер? Помер, конечно, негодник. На том он его и оставил, а сам вернулся домой, задал волам соломы и пошел звать народ на похороны. Отнесли его жену на костер, тело сожгли, кости собрали и разошлись по домам. Через несколько дней, говорят, Баджун решил помянуть обоих покойников. В этот день, говорят, он вымел пол в доме и обмазал его свежим коровьим навозом, а вечером заколол козу и зарезал петуха во имя умерших. Ну а Джхорэ в тот самый день, рассказывают, вернулся домой, забрался наверх под крышу, сел на балку и принялся смотреть, что делает брат. Баджун опалил козу и петуха, нарубил мясо и стал готовить рис и подливу. Приготовил он целую корзинку рису и целый горшок острой мясной подливы, а головы сварил в горшке вместе с рисом. Потом начал предлагать покойникам рис с мясом. — Ты, что из моего дома (У санталов, как и у многих других народов Индии, принято, чтобы муж именовал жену эвфемистически. Чаще всего для этого используются выражения со значением «человек из дома».), — говорил он, — тебе для очищения даю я это. Подаю тебе этот никудышный рис, эту никудышную еду. Пусть бы она тебе понравилась, пусть бы пришлась по вкусу. С такими словами он горстями рассыпал по полу рис. Кончил с женой, перешел к Джхорэ. Только стал говорить: «Вот, Джхорэ, мой младший брат, я даю тебе для очищения, я подаю...» — Джхорэ как закричит: — Так давай сюда! Раз ты мне это даешь, я не откажусь. «Чудно,— думает Баджун.— Бонги у меня заговорили, что ли? Черт возьми, пойду-ка я спрошу у людей, говорят бонги или нет». Подумал он так и пошел на улицу людей поспрошать. — Скажите мне,— спрашивает,— бонги у вас говорят или нет? Мои бонги, пропасть мне, заговорили. А все отвечают: — Наши бонги не говорят. Пока Баджун ходил да расспрашивал, Джхорэ схватил корзинку с рисом и горшок с мясом, поставил на голову и пошел. Отошел подальше и принялся за еду. Как наелся досыта, начал кричать: — Эй, путники! Эй, жители лесные! Кто хочет рису из корзинки и мяса из горшка? Так он кричал опять и опять. А тем временем мимо шли воры. Услышали, как он кричит, подошли и спрашивают: — Зачем ты кричишь? — Я кричу, чтоб те, кто хочет есть, шли сюда. Возьмите меня с собой, я вас накормлю. — Ладно,— говорят.— Пойдем с нами. Вот он дал им поесть и пошел с ними на кражу. Пробили они дыру в стене богатого дома (Обычным путем воровского проникновения в дом, использовавшимся в Индии с древности, служил пролом в стене. Поскольку дома в деревне, если это не бамбуковая или тростниковая хижина, кладутся из сырцового кирпича, продырявить стену оказывается нетрудно.) и забрались внутрь. Воры пошли искать медных тарелок да чашек и риса, а Джхорэ шарил в потемках да и наткнулся на барабан. Как начнет по нему колотить! Все в доме всполошились и прогнали их прочь. Отошли воры подальше и давай его ругать. — Вот дурак, вот мошенник,— говорят.— Это из-за него нас оттуда выперли. Больше этого дурака и мошенника с собой не возьмем. — Ну тогда,— говорит Джхорэ,— отдавайте мою корзинку, полную риса, отдавайте мой горшок, полный мяса. — Ладно уж,— отвечают те,— возьмем тебя. В этот раз они забрались в дом к богатому индуисту — у него в коровнике полно было коров, а в конюшне лошадок (Имеются в виду низкорослые местные лошади, немногим крупнее пони.). — Возьмем лошадей,— говорят.— Мы на них сядем и быстро уедем. Решили так и вправду полезли через заднюю стену в конюшню. А там в сторонке тигр притаился — ждал, как бы лошадку уволочь. Так вот, воры повыбрали лучших лошадок, а Джхорэ, так говорят, взнуздал тигра. Воры друг дружку спрашивают: — Ну как ты? Нашел себе? — Нашел,— все отвечают. — Ну пошли,— говорят.— Выводи и поехали. Тогда, правду сказать, вывели они лошадей, вскочили на них — и в галоп. А Джхорэ тоже взобрался на лошадь, вернее, на то, что он думал — лошадь. Как пустил своего «коня» в галоп, тот и понес его прямо в лес. — Знай дорогу, эй ты, индусская лошадь! — орет Джхорэ.— Знай дорогу, индусская лошадь! А тот несет его прямо в лес, в колючие заросли. Там его и прикончил. Тут и сказке конец.
|
Главная
Sayings
Помощь
Каталог
|