Сказки Центральной Индии

БЛАГОСЛОВЕНИЕ ДЖУГИ

   Когда-то в стародавние времена жила одна женщина. Редкой праведности была. За тем или за другим, кто их знает, много людей собиралось к ее дому. Заходили туда и такие, кто просто язык чесать любит. Только все — и санталы и кошки-деко — называли ее доброй женщиной. А у женщины той было правило: сперва покормит тех, кто пришел за подаянием, потом уж сама ест и пьет. Каждый день она сначала кормила нищих и неимущих, только потом сама есть принималась.
   Время шло. Кто его знает, сколько прошло времени, только, говорят, настал такой день, когда никто не пришел с сумой к ее дому. Она уж и ждать устала и есть давно хочется; смотрит туда, смотрит сюда — нигде никого. Как дошло до полудня,— а у нее был рис сварен в горшке,— она, говорят, отсыпала горсти две риса в полу, взяла палочку, чем зубы чистят (Жители Индии чистят зубы палочками из дерева сал (Shorea го-busta). Палочка разжевывается с конца, и получающейся щеточкой прочищаются зубы, а затем рот прополаскивается. Выделяющийся при жевании древесный сок действует освежающе.), сунула под мышку кувшин для воды и говорит сама себе: «Пойду-ка на гхат, там отдам кому-нибудь рис. Потом вычищу зубы и сама тоже поем. Как мне еще сделать, чтобы поесть?»
   Подумала так и пошла на гхат. Только поставила кувшин на землю, видит вдруг, идет к ней джуги госаин, и очень обрадовалась. Подошел он к ней, она говорит:
   — Давно я тебя жду, госаин. Долго ты шел.
   — Что до меня,— отвечает госаин,— мне веление было пойти сегодня к тебе. Вот я с утра и пустился в путь. Раньше дойти до тебя я не мог.
   — Хорошо,— говорит она.— Я очень рада, что ты пришел. Смотри, я принесла для тебя рису. Вот, бери.
   Он разостлал свое покрывало, и она высыпала туда рис. Потом джуги госаин, говорят, сказал так:
   — Матушка, я пришел тебя благословить. Вот мы и встретились, проси, о чем хочешь. Чего попросишь, то тебе и дам. Только помни: проси одного, тысячу вещей не проси.
   — Благослови меня вот чем,— попросила она.— Дай мне видеть, куда идут наши души, когда мы умираем, как душа выходит из тела — через нос или через рот — и куда она летит, сразу как освободится,— вот чем меня благослови. И еще скажи мне, когда я умру и куда пойдет моя душа. Вот моя просьба. Больше я ничего не хочу.
   — Ты меня попросила, и я тебя этим благословлю,— сказал джуги.— Только помни: никому о том не рассказывай. Если расскажешь, лишишься благословения.
   — Я никому не скажу,— сказала она.
   Джуги вынул из сумки перо — такое перо, что и не скажешь, какой оно птицы, вот какое это было перо,— провел им женщине по глазам и велел промыть их водой. И глаза у нее открылись заново, и стали ей видны все: и бонги, и бхуты, и даны, и чурины, и души умерших.
   — Теперь ты видишь их,— сказал джуги.— Но не бойся их и не говори с ними, а то люди догадаются о твоей тайне. Если ты начнешь с ними разговаривать, подумают, что ты сумасшедшая, и все тебе испортят. Вот что мне надо было тебе сказать. Помни об этом. А теперь нам пора расстаться.
   — Подожди, останься сегодня у нас,— попросила она.— Дай нам тебя угостить, прежде чем ты уйдешь.
   — Нет,— сказал джуги, — я ухожу. Мне вышло веление пойти сегодня еще к одному человеку, поэтому к тебе сегодня я зайти не могу. Как-нибудь в другой раз я обязательно приду к тебе в гости.
   Поговорили они так и разошлись. Женщина зачерпнула воды и вернулась домой. А у нее дети были — трое, а то и четверо. Всякого скарба и припасов было в избытке. И народу в доме тоже хватало — все братья с семьями жили вместе, не разделившись; свекор и свекровь тоже были живы.
   Прошло сколько-то времени, кто его знает сколько, уж я-то никак не скажу, только пришел вот какой день. Жил в той деревне бедняк. Они с женой все поденщиной на хлеб зарабатывали. Им у кого-нибудь всегда находилась работа, и они ни от какого дела не отказывались — сразу брались за все, что им предложат. И работали они хорошо, никому хлопот с ними не было. Вот их и приглашали с охотой, а они ни на кого зла в душе не держали. Вот почему им то и дело платили больше, чем следовало, а бывало, и отсыпали рис прямо из решета (Решетом здесь переводится обычная индийская веялка — плоская плетенка круглой или эллиптической формы с невысокими краями. С ее помощью провеивают зерно на ветру, она же служит самой грубой меркой.), не меряя. Тем эти двое и жили.
   Пришел такой день, что невесть как схватила этого бедного старика лихорадка, и он скончался. Вот эта женщина и видит: идут за его душой какие-то люди с паланкином, и провожают они его душу пышно и с музыкой. Увидела она, как унесли его душу, и очень обрадовалась. «Верно,— думает,— все наши души, когда мы умираем, с таким же почетом несут». Очень ее эта мысль утешала. Только того, как с его душой обошлись, никто не видал, кроме этой женщины, что благословение получила. Больше никто не знал и не слышал об этом, а она видела все, как оно приключилось.
   Прошло еще сколько-то времени, кто его знает сколько, и скончался ее свекор. И по этому случаю увидела она, говорят, как оно с ним обошлось. Пришли вдруг четыре солдата. Принесли они железный прут. А были у них длинные бороды, и вида они были страшного. Два из них, говорят, сразу в дом зашли. Схватили ее свекра за шею и вытолкали наружу. Как во двор выгнали, стали тыкать в него железным прутом и тыкали снова и снова, а потом связали и били без жалости. А женщина все это видит; идет за ними поодаль и смотрит. Дошли до конца поля, а его от битья уже ноги не держат. Тогда те накинули ему на ноги петлю и поволокли его ногами вперед.
   Увидела она, как с ним обошлись, и перепугалась до смерти. Принялась кричать, как коршун или ворона,— ну совсем будто ее кто-нибудь бьет. «Зачем,— говорит,— зачем я взяла такое благословение? Вот сегодня я увидала его, и мне стало так плохо, как никогда не бывало». Так она говорила и плакала.
   Домашние страх как осерчали.
   — Где покойник лежит, там она плакать не хочет,— говорят.— С чего она пошла на край поля и там ревет? Это она отца извела.
   Вышла у братьев добрая ссора. Наконец тот, что на ней был женат, сказал остальным:
   — Слушайте, вы. Хватит меня сегодня ругать. Мне довольно того, что вы сказали,— я понял. Давайте сперва с покойником сделаем все, что положено. А когда с этим кончим, займемся моими делами. Все равно здесь нет ни отца ее, ни ее братьев (По сантальским обычаям, обвинения, возводимые на замужнюю женщину, должны разбираться в присутствии кого-либо из ее кровных родственников-мужчин.). Будь они здесь, можно бы сразу все и решить. Поговорить бы мне с ними, так я бы ей разом голову снес. А раз их тут нет, опять говорю, надо нам пока успокоиться. Как ни поверни, оживить-то отца мы не можем.
   Сказал он им так, и они успокоились. Созвали соседей, вынесли тело отца, отнесли его туда, где сжигают покойников, и на костер положили. Там они тоже принялись толковать о той женщине и о том, как ее муж их уверил и успокоил.
   Вечером все вернулись домой и стали допрашивать женщину. Соседи тоже на помощь пришли.
   — Ты зачем,— спрашивают,— убежала от покойника на конец поля и там ревела? Говори, а то мы тебя за ведьму будем считать. Это ты его извела?
   Ну она им и рассказала, что ей джуги сказал и как благословил он ее,— все начистоту. Ну а когда рассказала, как душу отца уносили, тут ей поверили и отстали. Только с тех пор благословение свое она потеряла, и духов больше не видела.
   Конец сказке.