Сказки Адыгских народов

   В этой публикации представлены в русском переводе образцы сказочного эпоса народов адыгской языковой группы.
   К адыгской языковой семье принадлежат кабардинцы, адыгейцы, черкесы. Кабардинцы живут в центральной части Северного Кавказа по рекам Малке, Баксану и Тереку.
   В верховьях реки Кубани, по течению рек Малый и Большой Зеленчук, живут черкесы, а по нижнему течению рек Лабы и Кубани — адыгейцы. Близки к адыгским народам абазины и убыхи
   Собирательное наименование всех этих народов — черкесы, или адыги (адыгэ). Черкесы — иноязычный этноним, а адыги — самоназвание народов этой группы.
   В силу языковой и этнической близости, совместного историко-культурного развития на протяжении веков фольклор адыгских народов формировался в едином русле. Это их общее наследие, имеющее в то же время живые особенности у каждого из них.
   Общеадыгские художественные традиции представляет и жанр сказок.
   Фольклор адыгских народов отличается многообразием древних жанров и видов: это — сложная, складывавшаяся на протяжении многих столетий система постоянно взаимодействующих жанров.
   Богатая мифологическая и обрядовая поэзия, монументальный эпос о богатырях-нартах, историко-героические песни и сказания, народная лирика и драма, пословицы и поговорки отразили не только своеобразно исторической жизни своих создателей, но и специфику их художественного восприятия мира и образного мышления.
   Значительное развитие получила народная проза. К сожалению, этот пласт фольклора разных народов Северного Кавказа еще очень мало изучен. До сих пор нет даже общей характеристики системы жанров народной прозы, хотя эта область представляет значительный интерес не только для фольклористов, но и для исследователей молодых национальных литератур. Прозаические жанры, особенно сказка и народная новелла, принадлежат к числу ближайших предшественников прозаических жанров письменной литературы. Вот почему публикация их образцов приобретает в настоящее время особое значение.
   В адыгском фольклоре, как и в фольклоре всякого народа, народная проза подразделяется на повествования, реальность содержания которых признается бесспорной (сказания, предания) и на повествования художественно подчеркнутой ирреальности.
   Произведения первой группы называются «хъыбар» (букв. «весть», «новость»). Хъыбар — это повествование, в реальность которого не только верят, но и всячески ее подчеркивают в ходе рассказа.
   Произведения второй группы, т. е. повествования о фантастических происшествиях и персонажах, по-адыгски называются «шыпсэ», «пшысэ» или «пшысэжь» — сказка (букв, «неправда», «ложь») или «таурыхъ» — история (араб.). В понимания адыгов значение слова «таурых» переосмыслено: оно идентично слову «шыпсэ». Близко по значению к первым двум и слово «хъишэ» — легенда.
   Наиболее употребительны в адыгском фольклоре термины «шыпсэ» и «хъыбар».
   К разновидностям адыгской несказочной прозы, объединяемым термином «хъыбар» (хабар), относятся произведения, разные и по содержанию и по поэтике. Это этиологические рассказы (о происхождении земли, различных животных, растений и их свойствах) и рассказы исторического характера о событиях общественного звучания и лицах, исполняющих какие-либо социальные функции.
   Хабарами называются и прозаические произведения, бытующие самостоятельно, и пояснения к историко-героическим песням. Нередко с забвением песенного текста такой хабар продолжал существовать как самостоятельное произведение.
   В адыгском фольклоре есть сказки о животных, волшебные, авантюрные, бытовые, анекдоты, небылицы. Сказочные темы, общие для сказок всех народов мира — добывание невесты, борьба с чудовищами, победа социально обездоленного героя над представителями правящих классов, состязания в хитрости и ловкости, мудрости и находчивости, темы верности и неверности, жадности и зависти и др., — в адыгской сказке нередко получают своеобразное художественное решение (наиболее ярко общность адыгской сказки с мировой проявляется в волшебном сказочном эпосе).
   Сказки адыгских народов имеют много общего со сказками их ближайших соседей — балкарцев и карачаевцев, осетин, ингушей и чеченцев, народов Дагестана. Эта общность, обусловленная сходством исторической, социально-экономической и культурной жизни и взаимосвязями горцев на протяжении многих столетий, проявляются в популярности одних и тех же сюжетов, мотивов, образов, а сходстве поэтических средств.
   В фольклористике народов Северного и Западного Кавказа в последние годы возрос интерес к исследованию народной сказки. Однако до сих пор нет работ, в которых был бы учтен, систематизирован и каталогизирован весь сказочный материал разных народов (не только опубликованный, но и хранящийся в архивных фондах республиканских научно-исследовательских институтов).
   Сравнение адыгской сказки со сказками других народов Кавказа позволяет говорить об общекавказском фонде, который у каждого народа при наличии общих важнейших черт получает специфическое национальное оформление. Широко известные международные сюжеты в адыгской сказке сохраняют многие главные мотивы и образы. Целый ряд их творчески переработан с введением различных деталей, отражающих своеобразие исторической жизни адыгов, специфику их национального характера, быта, нравов, их этических и эстетических представлений.
   Отличительной чертой сказок адыгских народов является преобладание героических мотивов и сюжетов, вообще характерное для фольклора народов Кавказа, — оно обусловлено специфическими условиями их исторической жизни. (Основные разновидности сказки — волшебные, бытовые, сказка о животных — различаются не только по генезису, но и по содержанию, своеобразию конфликта, составу персонажей, системе поэтических средств. Но эти разновидности нередко вступают во взаимодействие. Много произведений переходного типа, четкие границы между ними отсутствуют. Особенно наглядно взаимодействие волшебной и бытовой сказки: нередко волшебная сказка, как и бытовая, начинается с конкретной характеристики персонажа и указания его социальной принадлежности. Фантастические же элементы появляются в ходе дальнейшего развитая сюжета.
   Самую значительную часть адыгского сказочного эпоса составляют волшебные и авантюрные сказки. Сюжет последних нередко совпадает с сюжетом волшебных, но своеобразие персонажей и их поступков, лишенных элементов фантастики и высокой поэзии, характерных для волшебной сказки, обусловили их существенные различия. В совокупности же волшебные и авантюрные сказки характеризуются разнообразием сюжетного состава, а это, как известно, один из существенных показателей богатства сказочной традиции народа. Важнейшие сюжеты одинаково популярны у всех адыгских народов.
   По составу сюжетов адыгская волшебная сказка во многом сходна со сказками других народов, хотя некоторые международные сюжеты отсутствуют.
   Волшебная сказна населена необычными героями, которые с помощью чудесных помощников и предметов совершают необыкновенные подвиги и всегда достигают своей цели. В адыгской волшебной сказке, если ее рассматривать с точки зрении ведущего конфликта, могут быть выделены героические сказки, герои которых ведут борьбу за семью, сказки с семейным конфликтом и сказки с социальным конфликтом.
   В волшебных сказках адыгов, как и других народов мира, отразились такие древние формы сознания, как анимизм, тотемизм, магия (вредоносная, любовная и «вербальная»), культы (предков, домашнего очага, мертвых). В них обнаруживаются различные следы почитания животных (рождение или воспитание сказочных персонажей животными, их помощь героям, превращение в них человека). Следы магии, анимизма, тотемизма меньше всего отразились в представлениях об «ином» мире, куда попадает герой. Прежде всего они определяют состав сюжетов волшебной сказки и отдельные мотивы (например, чудесное рождение героя от связи с тотемным животным, оборотничество героя, нарушение им запрета, околдование злыми чарами).
   Древнейшие мифологические представления предков адыгов сохранились в отдельных элементах волшебной сказки — слушателем или читателем сказки в конце XX в. они воспринимаются как поэтический вымысел, который создает в сказочном повествовании атмосферу чудесного.
   В сказке нашли отражение и пережитки различных форм социальной жизни, следы древних обрядов и обычаев. Они также нередко определяют важнейшие элементы ее поэтики. Некоторые бытовые, этносоциальные и мировоззренческие явления, неоднократно перекодированные в процессе многовекового бытования сказки, играют определенную роль в развитии сюжета и жанра. Завязкой многих сказок, например, служит нарушение всевозможных запретов, выполнение древнейших магических обрядов (в частности, инициации или поисков невесты за пределами своего рода — экзогамный брак).
   Как и в сказках других народов, «многие бытовые явления приобретают специфический интерес... со стороны структурообразующих в сюжетообраэующпх возможностей тогда, когда они оказываются в противоречии с движением жизни, с сознанием коллектива, либо даже тогда, когда они преодолеваются, отбрасываются, уходя в прошлое».
   Не случайно в сказке адыгских народов один из главных подвигов героя — спасение девушки, предназначенной в жертву чудовищу.
   В отличие от бытовой или сказки о животных волшебная характеризуется разнообразием сюжетов, но в целом круг их в общем-то оказывается ограниченным. Многообразие же достигается за счет контаминации. Эта характерная черта сказочного эпоса любого народа в волшебной сказке получает наибольшее развитие. Естественно, что на современном этапе он продолжает развиваться, причем нередко при контаминации «побочные» сюжеты даются в сильно сокращенном изложении, что свидетельствует об их своеобразном слиянии. Наглядный пример — «Сказка о Хагоре» и «Сказка о Бамбете».
   Как правило, волшебная сказка складывается из нескольких сюжетов, объединяемых общностью тематики и однотипными персонажами, т. е. возможности контаминации сюжетов строго регламентируются законами жанра. Вследствие этого сказка, состоящая из нескольких сюжетов, представляет собой композиционное и стилистическое единство. Так, в сказке «Батыр, сын медведя» объединяются три сюжета: мифологический — о воспитании героя тотемным животным, социальный — о борьбе героя с князем, который не может простить ему превосходства над собой и видит в нем своего потенциального противника, и типичный сюжет волшебной сказки о трех царствах. В сочетании эти сюжеты составляют художественное целое; вместе с тем это уже не классический образец волшебной сказки.
   Вообще на позднем этапе бытования волшебной сказки все чаще встречаются случаи неорганической контаминации сюжетов, что, естественно, приводит к утрате четко выраженных черт той или иной сказочной разновидности.
   При всем разнообразии сочетаний в пределах волшебной сказки одним из наиболее устойчивых и постоянных ее компонентов является сюжет как самостоятельная единица.
   В зависимости от входящих в него элементов сюжет определяет систему образов сказки. Хотя мир волшебной сказки вымышленный, ирреальный, в нем отразилась реальная жизнь ее создателей, их мечты о победе добра, справедливости, любви.
   Главный ее герой всегда олицетворяет народные этические представления. В качестве положительного героя адыгской волшебной сказки выступают разные персонажи, но всех их можно объединять в один обобщенный собирательный образ героя-борца за вековые народные чаяния. Он проводит время преимущественно в походах и набегах, причем походы эти продолжаются не меньше года, а иногда так долго, что всадник вместе с седлом «врос в спину своего коня». Цель его поездок — побывать в неизвестных краях, испытать, есть ли богатырь сильнее и храбрее его, найти невесту необыкновенной красоты, добыть волшебное средство для исцеления больного отца, выполнить трудные задачи, поставленные избранницей его сердца и оказавшиеся не под силу девяноста девяти молодцам, чьими головами утыкан забор вокруг дворца красавицы. Необычайная судьба героя бывает предопределена его чудесным происхождением и богатырским детством (нередко он воспитывается вдали от людей, его кормят только оленьим мясом или костным мозгом диких зверей). В достижении поставленной цели герой прибегает к помощи чудесных помощников (невесты или жены, нередко — жен; встреченных в пути богатырей; старухи нагучицы), ему помогают благодарные птицы и животные (в первую очередь — верный конь), чудесные предметы, и он обязательно одерживает победу и достигает поставленной цели.
   Эмоции и мысли героя раскрываются в его поступках, четко направленных на выполнение задуманного.
   Композиция адыгской волшебной сказки — в ее классических образцах — содержит, как правило, такие традиционные элементы, как преамбула, завязка, развитие действия, разрешение конфликта и развязка. Единство композиции сказки обусловлено прежде всего тем, что повествование ведется об одном главном герое и все компоненты подчинены задаче наиболее полного раскрытия этого образа.
   Адыгскую волшебную сказку характеризуют логическая последовательность в развитии действия и стройное развитие основной темы. Единство логически связанных эпизодов определяет композиционную целостность сказки. Различные элементы, составляющие отдельный сюжет, эпизод и даже мотив, довольно свободно перемещаются в повествовании, исключаются или вводятся в него. При этом последовательность изложения не утрачивается.
   В арсенале адыгской волшебной сказки, как и сказок других народов, существует комплекс «общих мест», из которых каждый сказочник отбирает именно те, которые необходимы для данного сюжета. В волшебной сказке комплекс «общих мест» включает стабильные и по содержанию, и по форме так называемые «предварительные» мотивы, традиционные формулы (инициальные, финальные, медиальные) и типические волшебные действия. Каждое из этих «общих мест» может быть включено в любой сюжет волшебной сказки.
   Поскольку в сказке отсутствуют статичные описания, все разновидности формул в основном передают развитие действия или перемещения героя. В адыгской сказке нередки формулы — зачин и присказка, которая может быть краткой: «Как сказывают и пересказывают» — или развернутой: «Как сказывают и пересказывают, рассказчик не добавляет, тот, кто слушает, не забывает, жил один пши...»; другой вариант: «Как сказывают и пересказывают, если не выдумка, то правда, жили муж с женой...» Как и в сказках других народов, в адыгской эти формулы нередко рифмованы и организованы ритмически.
   Разнообразны переходно-пространственные формулы, в которых сообщается о передвижении персонажа, о длительности его пути: «Мало ли прошло, много ли прошло времени», «Много ли ехал, мало ли ехал»; «Долго он ехал, сколько проехал, знал только он»; «Долго они ехали, долго скакали»; «Едет-скачет, идет-скачет». Эти формулы полифункциональны — они не только связывают отдельные эпизоды сказочного повествования, но и характеризуют длительность пути героя, время и пространство сказки.
   Финальные формулы завершают сказку и выражают отношение сказочника к повествованию. Нередко в них подчеркивается его участие в сказочных событиях: «И я был на том джегу, вволю ел и пил». При этом, как правило, нет и намека на вознаграждение сказочника. Если же о таковом и говорится, то в ироническом плане: «И я на свадьбе был, бузу пил и халвой закусывал. В то время, когда хан награждал остальных братьев богатыми подарками, и мне достался хороший кинжал, но на обратном пути у меня его отняли абреки».
   Поскольку в сказке даны обобщенные образы персонажей, для характеристики каждого из них существует свой комплекс традиционных формул. Женская красота, например, определяется такими формулами: «Она была самая красивая из тех, у кого есть глаза и брови»; «Одна половина ее волос — белого золота, другая — желтого золота»; «Есть ли на свете девушка, у которой тело такое же белое, как белые бока сороки, а волосы — черные, как ее черный хвост».
   Ряд формул употребляется при рассказе о таких специфических для горской, и в частности для адыгской, сказки эпизодах, как встреча героя с арбой, на которой везут девушку, отданную на съедение чудовищу, аробщик поет, девушка плачет. «Почему, дада, ты поешь, а девушка плачет?» — спросил джигит. «В нашем ауле горе. Бляго оцепил его и грозится съесть всех жителей, если мы не будем отдавать ему каждый день девушку на обед. Сегодня пришел черед этой девушке быть съеденной, и потому она плачет. Я останусь жив, и потому пою».
   Традиционной формулой характеризуется и встреча героя со старухой-нагучицей, которая становится его «молочной» матерью после того, как он неслышно подкрался к ней и приложился к ее груди. «Ты моя мать, ты мой отец на том и на этом свете», — сказал джигит. «Пусть ослепнут глаза, что не увидели тебя, злосчастный юноша, откуда ты взялся?» — стала проклинать его нагучица.
   Во время ссоры мальчишки упрекают сверстника, превосходящего их силой: «Если тебе некуда девать силу, то лучше узнай, где твой отец и что с ним произошло».
   Многочисленны формулы описания богатырского коня, встречи героя с противником, храбрости героя, трудностей, встречающихся на его пути. Вместе с тем в адыгской сказке нет формул-приказаний, пожеланий (герой просто бросает гребешок, и он превращается в непроходимый лес, который задерживает преследователя). Мы не обнаружили также формул вызова верного коня или благодарного животного — герой поджигает волосинку, данную ему волком, лисой или чудесным конем, и животное приходит ему на помощь.
   Разнообразимо по содержанию традиционные формулы сказки выполняют одну художественную функцию — подчеркивают условность сказочного действия.
   Один из важных элементов поэтики волшебной сказки — ретардация, цель которой замедление действия и повествования. Чаще всего это либо пересказ того, что произошло с героем, либо посещение им помощника или дарителя, который говорит о том, что нужно сделать, а затем следует рассказ о том, как был выполнен совет дарители. Уже в первых записях адыгских сказок нередко обнаруживается тенденция к сокращению текста, когда повторение того или иного эпизода заменяется словами сказочника типа «и он рассказал, что с ним произошло». На современном этапе эта тенденция получила дальнейшее развитие.
   Действие адыгской волшебной сказки, как и всякой другой, происходит в пределах сказочного пространства и времени. Эти понятия не только строго отграничены от аналогичных реальных, но и во многом определяют такие существенные элементы сказки, как композиция, своеобразие художественного вымысла и поэтической системы.
   В отличие от русской, например, сказки в адыгской действие никогда не происходит в условном царстве или месте. Как правило, ее герои живут «в одном ауле» по тем же законам и обычаям, каких придерживались в прошлом создатели адыгской сказки. И все-таки, несмотря на, казалось бы, максимальную приближенность сказочного мира к реальному, мир сказки — условный.
   Пространство в сказке — необходимый компонент сюжетного повествования, и каждое место действия героя строго соотносится с его поступками, определяющими дальнейшее развитие сюжета.
   Характерная черта адыгской волшебной сказки и в том, что «другой» мир или «подводное царство», куда попадает герой в поисках невесты иди из-за козней жестоких братьев, ничем не отличаются от реального мира, в котором он живет.
   Значительное развитие в адыгском фольклоре получили бытовые и социально-бытовые сказки. В отличие от волшебных, где действие развивается в фантастической обстановке, а герой побеждает врага с помощью чудесных помощников и предметов, и в отличие от сказок о животных, где повествование тяготеет к поэтической условности, в бытовых и социально-бытовых сказках борьба полярных сил — добра и зла в различных их проявлениях — развертывается на фоне реальных и бытовых отношений, что обусловлено их максимальной связью с действительностью, с социальными и бытовыми проблемами, хотя адыгская волшебная и бытовая сказки нередко тесно соприкасаются.
   Тематика этих сказок различна — социальные противоречия в обществе, быт, человеческие пороки и слабости; объединяют же их в одну жанровую разновидность принципы отражения действительности.
   Герои бытовой сказки активно утверждают свои идеалы — трудолюбие, честность, верность в дружбе — и так же активно выражают свое неприятие не только социальной несправедливости, но и таких пороков, как предательство, лень, глупость.
   Основу сюжетов и конфликтов бытовой сказки составляют реальные отношения людей. Естественна поэтому одна из характерных черт бытовой сказки — точность социальной характеристики персонажей; внимание уделяется их общественному положению, отношению к окружающим, соблюдению ими горского этикета (прежде всего таких народных обычаев, как гостеприимство, взаимопомощь и др.). Поляризация образов персонажей — непременная черта бытовой сказки: их, как правило, два, и они резко противопоставлены друг другу.
   В образах положительных героев — старого крестьянина, его мудрой жены или маленького плешивца Куйжия-Куйцука — воплощены черты народного характера — трудолюбие, душевная щедрость и остроумие.
   Герой бытовой сказки фактически один — это умный, смелый и находчивый крестьянин. Он всегда беден, но вместе с тем предприимчив и горазд на выдумки. Если же ему и помогают, то не чудесные помощники, а реальные люди — любимая дочь, невеста или жена, верный друг. Этот герой социально противостоит своим врагам и, как правило, побеждает их, и в этом проявляется превосходство «низкорожденного» героя над надменными и кичливыми князьями. Отрицательные персонажи бытовой сказки — жестокие и самодовольные князья и лживые и похотливые служители мусульманского культа, презирающие труд; объединяют их такие черты, как глупость, жадность, самодурство, из-за которых они попадают в самые нелепые и смешные ситуации.
   Поэтика бытовой сказки иная, чем волшебной. Своеобразие ее обусловлено прежде всего тем, что в ней разрабатывается Ограниченное по сравнению с волшебной число тем, которые варьируются в большом числе текстов на основе набора традиционных приемов. Сюжет в большинстве случаев односоставный, его развитие характеризуется краткостью и вместе с тем неожиданностью поворотов, обилием невероятных сюжетных ситуаций; в связи с этим поступки персонажей нередко отличаются алогизмом, все это придает обычным на первый взгляд жизненным конфликтам гротескную форму. Особенно выразительны в бытовой сказке диалоги персонажей.
   В бытовой сказке в отличие от волшебной нет традиционной сказочной обрядности и традиционных формул. Однако такой элемент, как зачин, довольно широко распространен. Как правило, героя в нем не только представляются читателю, но и содержится их социальная характеристика и оценка.
   Бытовые сказки с сатирической направленностью носят социально-классовый характер, высмеивают зло, мешающее прогрессу общества.
   Наряду с явно сатирическими популярны бытовые сказки с элементами сатиры — о мудрых ответах, о бедном и богатом братьях, сказки, построенные на загадывании и отгадывании загадок. Эти сказки, основывающиеся на словесном единоборстве, имеют сходство с волшебными; вместе с тем их отличает выраженная дидактическая направленность. Загадки-вопросы или загадки в форме иносказаний позволяют выявить наиболее достойного из соперников. Как правило, умная крестьянская девушка превосходит в смекалке и остроумна глупого и самовлюбленного князя.
   Большое число разнообразных сюжетов связано с именем Куйцука-Куйжия. В этих сказках сатирическое и комическое выступает в органическом единстве. Мудростью и смекалкой Куйжий побеждает и глупых великанов — иныжей и всемогущих князей.
   Бытовая сказка нередко высмеивает и различные пороки — глупость, невежество, лень, упрямство, супружескую неверность. Разоблачая персонажей, наделенных такими чертами, сказка утверждала народные этические идеалы.
   Популярность адыгской бытовой сказки во многом обусловлена ее тесной связью с жизнью народа и ее функцией — ясного выражения стремления народа к справедливости, к лучшей жизни. То обстоятельство, что сатирическая сказка получила значительное развитие, свидетельствует о завершении формирования этого жанра в адыгском фольклоре.
   Как и в фольклоре других народов, в адыгском сказочном эпосе определенное место занимает животный эпос — сказки, где главную роль играют животные, которые действуют в бытовой, житейской сфере.
   Сюжетный состав сказок о животных у адыгов сходен с сюжетным составом подобных сказок у других народов. Здесь также преобладают сказки о встречах и приключениях диких и домашних животных, реже — животных и человека. Известно, что животные нередко фигурируют и в волшебных сказках, где они обычно выступают в роли чудесных помощников героя. Круг животных в волшебной и сказке о животных существенно не различается — отличаются их функции в сказочном повествовании и соответственно их характеристика. В волшебной сказке животные всегда играют вспомогательную роль. В сказках-же о животных звери, птицы или домашние животные выступают в качество главных героев. Иногда персонажем сказки о животных бывает человек, но он никогда не играет здесь главной, роли. Животные в сказке вступают в различные отношения между собой — в них, как правило, проявляются их основные черты, устойчиво переходящие из сказки в сказку.
   Как и в сказках других народов, животные в адыгской сказке нередко ведут себя как люди и имеют те же слабости и недостатки. В адыгском фольклоре пока не зафиксированы этиологические сюжеты — о происхождении различных зверей и птиц или их важнейших особенностей. Но в сказках сохранились отзвуки веры людей в то, что животные, как и люди, могут разговаривать — их язык дано понимать лишь тому, кто оказал животному какую-то услугу.
   В целом же адыгские сказки о животных известны нам на той стадий своего развития, когда образы животных приобретают аллегорический смысл, а сказки в целом — философский подтекст.
   Назначение сказок о животных преимущественно для детской аудитории во многом определило особенности их поэтической структуры.
   В отличие от волшебной и даже бытовой, сказку о животных отличает краткость и динамичность развития сюжета. Главное место уделено не рассказу о событиях, а характеристике своеобразия персонажей, раскрывающихся в их взаимоотношениях, репликах и диалогах, в которых проявляются их намерения, поступки и характеры. Здесь нет традиционной сказочной обрядности, нет зачина, вводящего в атмосферу сказки. Она начинается сразу с конфликта персонажей, который определяет композицию сказки и дальнейшее развитие ее сюжета.
   В основе конфликта в большинстве случаев — встречи различных животных. Завершает сказку нередко назидательный вывод, хотя, в отличие от бытовой, сказке о животных открытая назидательность не свойственна.
   Нередко сказки о животных содержат социальные конфликты — это, несомненно, наиболее поздний пласт в развитии животного эпоса; здесь нельзя не видеть взаимодействия бытовой сказки и сказки о животных.

   Образцы сказочных текстов содержатся уже в самых ранних публикациях адыгского фольклора. Большинство произведений адыгского фольклора увидело свет в русских периодических изданиях благодаря участию и помощи представителей русской демократически настроенной интеллигенции.
   Среди дореволюционных публикаций произведений адыгского фольклора— текстов нартских сказаний, историко-героических песен, исторических и топонимических преданий, свадебной обрядовой поэзии, пословиц и поговорок — центральное место занимают публикации народных сказок. Особенно важно, что многие сказочные тексты были зафиксированы на языке оригинала (из-за отсутствия национального алфавита был использован так называемый усларовский алфавит, специально приспособленный для адыгского и некоторых других кавказских языков).
   Одна из первых публикаций адыгских сказок — бытовых и животных — принадлежит Кази Атажукину. В шестом выпуске «Сборника сведений о кавказских горцах» (Тифлис, 1872) он напечатал в русском переводе большую коллекцию образцов несказочной прозы и девять сказок.
   Значительное число фольклорных текстов записал другой адыгский просветитель — Талиб Кашежев. В двенадцатом выпуски «Сборника материалов для описания местностей и племен Кавказа» (Тифлис, 1891) он напечатал в русском переводе одиннадцать сказок.
   Паго Тамбиев на протяжении почти четверти века записывал сказки в разных районах проживания адыгов — Адыгее, Кабарде, Черкесии. Большое число сказок было опубликовано им в «Сборнике материалов для описания местностей и племен Кавказа» на кабардинском языке, на хакучинском и бжедугском диалектах адыгейского языка с русским подстрочным и литературным переводом. Многие сказки в его записи сопровождает научная документация.
   Записи К. Атажукина, Т. Кашежева и П. Тамбиева и в наши дни не только не утратили своего значения, но представляют особый интерес как свидетельство состояния фольклорной, и в частности сказочной, традиции адыгских народов в конце-XIX — начале XX в.
   Собиранием и публикацией произведений адыгского фольклора занимались многие представители передовой русской интеллигенции. Особое место здесь принадлежит проф. Л. Г, Лопатинскому— исследователю языков и фольклора адыгских народов. Он сам фиксировал произведения различных жанров адыгского фольклора.
     
   Данную публикацию составили сказки, зафиксированные у разных адыгских народов на протяжении последнего столетия. Составитель стремился отобрать сказки с наиболее характерными для адыгского фольклора сюжетами.
   Записи XIX — начала XX в. извлечены из дореволюционных публикаций и приведены в соответствие с правилами современной орфографии. Некоторая разница в стиле перевода дореволюционных и современных записей, естественно, остается.
   Значительное место в книге занимают тексты, записанные в 30—60-е годы XX в.
Переводчики стремились максимально точно передать содержание оригинала, не допуская никакого вмешательства.
 
   А. И. Алиева