Украинская народная сказка

ЛЕТУЧИЙ КОРАБЛЬ

   Жил себе старик со старухою. Было у них три сына: двое умные, а третий — дурачок. Умных они и жалеют, каждую неделю старуха им чистые рубашки дает, а дурачка все ругают, смеются над ним, — а он знай себе на печи в куче проса сидит, в грязной рубашке, без штанов. Коль дадут — поест, а нет — то и голодает. И вот прошел на ту пору слух, так, мол, и так: прилетел царский наказ к царю на обед собираться, и кто построит такой корабль, чтоб летал, да на том корабле приедет, за того царь дочку выдаст.
   Вот умные братья и советуются:
   — Пойти бы, пожалуй, и нам, может, там наше счастье таится!
   Пораздумали, у отца-матери просятся:
   — Пойдем мы, — говорят, — к царю на обед: потерять — ничего не потеряем, а может, там наше счастье найдется!
   Отец их отговаривает, мать отговаривает.
   — Нет, пойдем, да и всё! Благословите в путь-дорогу.
   Старики — нечего делать — взяли благословили их на дорогу;
   надавала им старуха белых паляниц; зажарила поросенка, фляжку горилки дала, — пошли они.
   А дурачок сидит на печи да и себе просится:
   — Пойду, — говорит, — и я туда, куда братья пошли!
   — Куда уж тебе, дурню, идти? — говорит мать, — да тебя там волки съедят!
   — Нет, — говорит, — не съедят: пойду!
   Старики поначалу над ним смеялись, а потом и бранить начали. Что ж, видят, что с дурнем ничего не поделаешь, и говорят:
   — Ну, ступай, да чтоб назад не возвращался, нашим сыном не назывался.
   Дала ему мать торбу, наложила туда черного черствого хлеба, фляжку воды дала и выпроводила его из дому. Он и пошел.
   Идет и идет, вдруг попадается ему по дороге дед. Такой седой дедуня, борода вся белая, до самого пояса!
   — Здравствуй, дедушка!
   — Здорово, сынок!
   — Куда, дедушка, идете?
   А тот и говорит:
   — Хожу я по свету, людей из беды выручаю. А ты куда?
   — К царю на обед.
   — А ты разве умеешь такой корабль смастерить, чтобы сам летал? — спрашивает дед.
   — Нет, — говорит, — не умею.
   — Так зачем идешь?
   — А бог его знает, — говорит, — зачем! Потерять — не потеряю, а может, там счастье мое найдется.
   — Так садись, — говорит, — отдохни маленько, пополуднуем. Доставай-ка, что у тебя там в торбе.
   — Эх, дединька, у меня нет ничего — один только черствый хлеб, вы такой и не укусите.
   — Ничего, доставай!
   Вот дурень достает, глядь, — из того черного хлеба да такие белые паляницы сделались, что он и отродясь таких не едал: прямо сказать, как у панов.
   — Ну, что ж, — говорит дед, — как же это не выпивши да полдничать? А нет ли там у тебя в торбе горилки?
   — Да где ж она у меня возьмется! Есть одна только фляжка с водой!
   — Доставай, — говорит.
   Достал он, отведали, а там такая горилка сделалась!
   Вот разостлали они на траве свитки, уселись, и давай полдничать. Закусили хорошенько, поблагодарил дед дурня за хлеб и за водку и говорит:
   — Ну, слушай, сынок, ступай теперь в лес, подойди к дереву и, трижды перекрестясь, ударь топором по дереву, а сам поскорей наземь ложись и лежи — пока тебя кто не разбудит. Вот корабль тебе и построится, а ты садись на него и лети, куда тебе надобно, и забирай по пути всякого встречного.
   Поблагодарил дурень деда, распрощались они. Дед пошел своею дорогой, а дурень в лес направился.
   Вот вошел в лес, подошел к дереву, стукнул топориком, сам упал наземь и уснул. Спал-спал. Вдруг спустя некоторое время слышит: кто-то его будит.
   — Вставай, твое счастье уже поспело, подымайся!
   Дурень проснулся, видит — стоит корабль, сам золотой, мачты серебряные, паруса шелковые так ветром и надуваются — только впору лететь!
   Вот, не долго думая, сел он на корабль, снялся корабль и полетел… И полетел ниже облака, выше земли, что и глазом не видать.
   Летел, летел, вдруг видит — припал человек к земле ухом и слушает. Он и крикнул ему:
   — Здорово, дядько!
   — Здорово, голубчик!
   — Что это вы делаете?
   — Да вот, слушаю, — говорит, — собрались ли уже к царю на обед гости.
   — А вы разве туда идете?
   — Туда.
   — Так садитесь со мной, я вас подвезу.
   Тот и сел. Полетели.
   Летели, летели… глядь — идет человек по дороге: одна нога к уху привязана, а на другой скачет.
   — Здорово, дядько!
   — Здорово, милый!
   — Что это вы на одной ноге скачете?
   — Да вот, если бы я, — говорит, — отвязал другую, то за один шаг весь свет бы обошел. А я, — говорит, — не хочу.
   — Куда ж вы идете?
   — К царю на обед.
   — Так садитесь с нами.
   — Ладно.
   Тот сел. Опять полетели.
   Летели, летели, глядь — стоит на дороге охотник, из лука нацеливается, а нигде ничего не видать, ни птицы, ни зверя.
   — Здорово, дядько! Куда вы целитесь, если не видно ни птицы, ни зверя?
   — Так что ж, что не видно? Это вам не видно, а мне-то видать!
   — Да где же вы ее видите?
   — Э, да там вон за сто верст на сухой груше сидит!
   — Что ж, садитесь с нами!
   Он сел. Полетели.
   Летели, летели, вдруг видят — идет человек, несет за спиной полный мешок хлеба.
   — Здорово, дядько!
   — Здорово!
   — Куда вы идете?
   — Иду, — говорит, — хлеба на обед добывать.
   — Да у вас и так ведь полный мешок!
   — Да что этого хлеба! Мне и на один раз позавтракать не хватит.
   — Садитесь с нами!
   — Ладно.
   Сел и тот. Поехали.
   Летели, летели, глядь — бродит у озера человек, будто что ищет.
   — Здорово, дядько!
   — Здорово.
   — Чего вы тут ходите?
   — Пить, — говорит, — хочется, да вот никак воды не найду.
   — Да перед вами же целое озеро — чего ж вы не пьете?
   — Эх, да что этой воды! Мне ее и на один глоток не хватит.
   — Так садитесь с нами!
   — Хорошо.
   Сел он. Полетели.
   Летели, летели, вдруг видят — идет в село мужик и несет мешок соломы.
   — Здорово, дядько! Куда это вы солому несете?
   — В село, — говорит.
   — Вот так-так! А разве в селе нету соломы?
   — Есть, — говорит, — да не такая!
   — А это какая же?
   — Да такая, — говорит, — что какое бы знойное лето ни было, а разбросай ее — и вмиг, откуда ни возьмись, мороз ударит и снег ляжет.
   — Так садитесь с нами!
   Тот сел. Полетели они дальше.
   Летели, летели, вдруг видят — идет мужик в лес и вязанку дров за плечами тащит.
   — Здорово, дядько!
   — Здорово!
   — Куда это вы дрова несете?
   — В лес.
   — Вот так-так! Разве в лесу дров нету?
   — Как нету? Есть, — говорит, — да не такие.
   — А это какие ж?
   — Там простые, а это такие, что только их разбросать, и враз, откуда ни возьмись, войско перед тобой явится!
   — Так садитесь с нами.
   Согласился и этот, сел. Полетели.
   Долго ли, коротко ли летели, а прилетают к царю на обед. А там посреди двора столы понаставлены, понакрыты, бочки с медом-вином повыкачены: пей, душа, ешь, чего пожелаешь! А людей, прямо сказать, полцарства сошлось, старые и малые, и паны, и богачи, и старцы убогие. Как на ярмарку. Прилетел дурень с товарищами на том корабле, спустился у царя перед окнами, вышли они из корабля, обедать пошли.
   Глянул царь в окно, а там на золотом корабле кто-то прилетел, — и говорит слуге:
   — Ступай да спроси, кто там на золотом корабле прилетел! Пошел слуга, посмотрел, приходит к царю:
   — Какое-то, — говорит, — мужичьё, оборванцы!
   Царь не верит.
   — Да как же это, — говорит, — можно, чтоб мужики да на золотом корабле прилетели! Ты, пожалуй, плохо расспрашивал.
   Взял и пошел сам к людям.
   — Кто тут, — спрашивает, — на этом корабле прилетел?
   Выступил дурень:
   — Я, — говорит.
   Царь как поглядел, что на нем свиточка — латка на латке, а на штанах колени повылезли, — так за голову и схватился: «Как же я свою дочку да за такого холопа выдам!» Что тут делать? И давай ему задачи загадывать.
   — Ступай, — говорит слуге, — да объяви ему, что хоть он и на корабле прилетел, а если не добудет воды целящей и живущей, пока гости пообедают, то не то что царевны не отдам, а вот меч, а ему голова с плеч!
   Слуга и пошел.
   А Слухало и подслушал, что царь говорил, и рассказал о том дурню. Сидит дурень на лавке, печалится, — не есть, не пьет. Увидал это Скороход.
   — Почему, — спрашивает, — не ешь?
   — Да где уж мне есть! И в рот не лезет.
   И рассказал, так, мол, и так:
   — Загадал мне царь, чтобы я, пока гости отобедают, добыл воды живущей и целящей. А как я ее добуду?
   — Не горюй! Я тебе достану!
   — Ну, смотри!
   Приходит слуга, дает ему царский наказ, а он уже давно знает, как и что.
   — Скажи, — говорит, — что принесу!
   Вот слуга ушел.
   А Скороход отвязал ногу от уха да как двинулся, так враз и набрал воды живущей и целящей.
   Набрал, утомился. «Пока там, — думает, — обед, я успею еще вернуться, а сейчас посижу у мельницы да отдохну маленько».
   Сел и заснул. Гости уж обед кончают, а его все нету.
   Сидит дурень ни жив ни мертв.
   «Пропал!» — думает.
   А Слухало взял приложил к земле ухо и давай слушать. Слушал-слушал.
   — Не горюй, — говорит, — возле мельницы спит, вражий сын!
   — Что же нам теперь делать? — спрашивает дурень. — Как бы его разбудить?
   Стрелок и говорит:
   — Не бойся: разбужу!
   И как натянул лук, как выстрелил — стрела прямиком в мельницу ударилась, так щепки и полетели… Проснулся Скороход — поскорей туда! Гости только обед кончают, а он уже воду несет.
   Что тут делать царю? Давай другую задачу загадывать.
   — Ступай, — говорит слуге, — объяви ему: коли съест со своими товарищами за один присест шесть пар волов жареных да столько хлеба, сколько в сорока печах будет напечено, тогда, — говорит, — отдам за него дочку. А не съест — вот мой меч, а ему голова с плеч!
   А Слухало и подслушал, да и рассказал о том дурню.
   — Что ж мне теперь делать? Я и одного-то хлеба не съем! — говорит дурень.
   Опять запечалился, чуть не плачет.
   А Объедало и говорит:
   — Не плачь! Я за всех вас поем, да еще и не хватит.
   Приходит слуга: так, мол, и так.
   — Ладно, — говорит дурень, — пускай дают!
   Вот изжарили двенадцать волов, напекли сорок печей хлеба. И как начал есть Объедало — все дочиста поел и еще просит.
   — Эх, — говорит, — мало! Хотя бы еще немного дали!
   Видит царь, что он такой, опять задачу загадывает, — чтоб сорок сороковых бочек воды залпом выпил, да сорок сороковых вина, а не выпьет — вот мой меч, а ему голова с плеч!
   Подслушал Слухало — рассказал. Плачет дурень.
   — Не плачь! — говорит Опивала. — Я, — говорит, — один выпью, да еще маловато будет.
   Вот выкатили им по сорок сороковых бочек воды и вина. И как начал пить Опивала — все дочиста выдул да еще посмеивается.
   — Эх, — говорит, — маловато. Еще бы выпил!..
   Видит царь — ничего с ним не поделаешь, и думает: «Надо его, вражьего сына, со свету сжить, а то он моей дочкою завладеет! " И посылает к дурню слугу:
   — Поди объяви, что велел-де царь, чтоб перед венцом в баню сходил.
   А другому слуге наказывает пойти и сказать, чтоб баню чугунную натопили: «Уж теперь он, такой-сякой, сжарится!» Натопил истопник баню — так и пышет… самого черта можно зажарить!
   Сказали дурню. Вот идет он в баню, а за ним Морозко следом идет с соломой. Только вошли в баню, а там такая жарища, что прямо невозможно! Разбросал Морозко солому — и враз стало так холодно, что дурень еле обмылся, да поскорей на печь, там и заснул, — намерзся-таки хорошенько! Отворяют утром баню, думают, от него один только пепел остался, а он лежит себе на печи; они его и разбудили.
   — Ох, — говорит, — как крепко я спал! — да и пошел из бани.
   Доложили царю, так, мол, и так; на печи спал, а в бане так холодно, будто целую зиму не топлено. Крепко опечалился царь: что тут делать? Думал-думал, думал-думал…
   — Ну, — говорит, — коль выставит мне к завтрему целый полк войска, уж выдам тогда за него свою дочку, а не выставит — мой меч, а ему голова с плеч!
   А у самого на уме: «Где уж простому мужику полк войска добыть? Я царь, да и то!..»
   Вот и отдал приказ.
   А Слухало подслушал, да и рассказал о том дурню. Сидит опять дурень, плачет: «Что мне теперь делать? Где мне столько войска достать?»
   Идет на корабль к товарищам:
   — Ой, братцы, выручайте! Не раз из беды выручали и теперь выручите! А не то я пропал!
   — Не плачь! — говорит тот, что дрова нес. — Я тебя выручу.
   Приходит слуга.
   — Наказал, — говорит, — царь, что коль выставишь целый полк войска, тогда царевна твоя!
   — Ладно, будет сделано! — говорит дурень. — Только скажи царю, коль не отдаст и теперь, то я на него войной пойду и силой царевну возьму.
   Вывел товарищ ночью дурня в поле и понес с собою вязанку дров. И давай их в разные стороны раскидывать; что ни кинет — то и человек, что ни кинет, то и человек! И набралось такого войска, боже ты мой! Просыпается наутро царь, слышит — играют. Спрашивает:
   — Что это так рано играют?
   — Да это, — говорят, — тот свое войско муштрует, что на золотом корабле прилетел.
   Видит тогда царь, что ничего не поделаешь, велел позвать его к себе.
   Приходит слуга, просит. А дурень сделался такой, что его и не узнать, — так одежда на нем и сияет, шапочка казачья золотая, а сам такой красавец, что боже ты мой! Ведет свое войско, впереди сам на коне вороном, а за ним старшина.
   Подступил ко дворцу.
   — Стой! — крикнул. Войско в лавы построилось, все как один!
   Пошел во дворец. Царь его обнимает, целует:
   — Садись, зятюшка мой любезный!
   Вошла и царевна. Как увидела — так и засмеялась: какой у нее муж пригожий будет!
   Вот их поскорей обвенчали да такой пир задали, что аж до самого неба дым пошел, да на облаке и остановился.
   И я с того пира шел, да как глянул на облако, так и упал. А упал, так и встал. Вы просите сказку, я и рассказал, ни длинную, ни короткую, а вот так, как от вас до меня. И еще б рассказал, да не умею.