Татарская народная сказка

ШАХМАРА — ЗМЕИНЫЙ ПАДИШАХ

   В стародавние времена некий бедняк промышлял тем, что доставал из близлежащего леса хворост, продавал его и на вырученные деньги покупал себе пищу. Вот он раз пошёл за хворостом, и в другой раз отправился. И так бессчётное число раз ходил, только однажды встал он в лесу, бросил вязанку наземь и присел под высоким раскидистым деревом. Бедный человек так уж устроен: нет-нет да и призадумается. Сидит он, призадумавшись, под деревом и землю возле ног своих ковыряет: так ковыряет и этак пропашет. Жизнь у него нелёгкая, вот он сидит, призадумавшись. Ковырял землю, ковырял и доковырялся до какого-то железного кольца, думает: «Что за железяка такая?». Глядит со вниманием. Стал дальше копать, вышло — здоровенная железная крышка. «Это, — думает бедняк, — не иначе как воры здесь награбленное хранят, разбойники, они и крышку приспособили». Принялся он тут за дело: где палкой подденет, где камень подставит — откинул-таки крышку. Сунул в дыру длинный сук, воткнулся тот сук в нечто мягкое, податливое. Выдернул сук и глянул. «Ну, — думает, — это ведь прямо на мёд смахивает». Тронул он сук измазанный пальцем, и палец лизнул тотчас. Вышло — и вправду, чистейший мёд. И закрыл он тогда дыру крышкой и направился из лесу домой.
   Пришёл из лесу домой. Взял ведро. Пошёл опять в лес, ведро мёдом наполнил, а крышку опустил на место. Двинулся в одну деревню, мёд продал, получил неплохую прибыль. Теперь уж хворостом не промышляет. Таскал-таскал мёд из дырки, притомился. И пошёл к соседу и сказал ему:
   — Я тут одну вещь отыскал, ты не говори никому. Айда со мною, пошли.
   Взяли с собой квасные вёдра, горшки с собою прихватили, отправились.
   Дошли до места. У соседа глаза на лоб полезли. Черпают мёд из дыры, только шум стоит. Нагрузились, домой потопали. Мёду — невпроворот, уж и ставить-то дома негде. Но там, в дыре, всё подчистую выскребли. Ни единой капли не осталось — ну, в таком разе и сам бедняк, и сосед его вроде как успокоились.
   Вот у бедняка опять все деньги кончились. Знает он, что мёда в дыре ни ложки, а страсть хочется ему ещё разок туда наведаться: вдруг, мол, чего появилось в дыре этой, а? Не стерпел как-то, двинулся в лес опять. Ладно, дошёл и крышку откинул. Набравшись духу, сам туда полез, в дыру эту. «Что-то, — думает, — непременно есть там, интересное». Спустился, глядь — а сбоку в стене ручка торчит на манер дверной: право, интересно. Увидел он ручку эту и загорелся: «Непременно там есть что-то!» Вздохнул и за ручку дёрнул. Открылась ему тогда картина: простор светлый, и там, в сиянии — клубками змеи вьются, да большие какие — страх! Посреди самого скопища возвышение белоснежным покрывалом застелено... и Белый змей на покрывале возлежит. Зашипели змеи, потянулись к бедняку: пасти смрадные разинули. В самый жуткий миг дёрнул Белый змей кончиком хвоста, словно приказал всем: «Смирно лежать, не трогать!» Возле того возвышения белый камень лежит. Блестящий весь. Змеи к нему так и тянутся, лизнуть норовят.
   У бедняка тем временем от голода живот свело. Прямо сил больше терпеть нету, как ему есть хочется. И то: сколько уж времени ни крошки во рту не было. Махнул Белый змей хвостом, иди, мол, сюда — бедняку-то этому. А он сидит, шевельнуться боится: «Сожрут, — думает,— змеи, и пикнуть не успеешь». И в этот миг заговорил Белый змей человеческим языком:
   — Джигит, послушай меня. Забрал ты весь мёд, который мне на пропитание был предназначен, продал его и заимел некоторую пользу. Опять сюда забрался. Не иначе —  есть у тебя и жена, и дети: скучать по тебе станут. А ты уж больше их не увидишь, отсюда тебе вовек не выбраться. До конца теперь с нами жить будешь.
   Заплакал бедняк, само собой, от такого сообщения, а Белый змей говорит:
   — Ты не бойся, я тебя в обиду не дам. Ни одна тварь тебя не тронет, а есть захочешь — подойди, лизни вот этот вот камень. Тогда и сыт станешь, и жажду тем утолишь.
   Делать нечего, хоть и боится бедняк, а пошёл, камень лизнул... И о голоде тотчас забыл, и жажды как не бывало.
   Вот вспомнил однажды он свой дом, детей да жену, заплакал слезами горькими. Пожалел его Белый змей. А джигит возьми да скажи в тот самый миг:
   — А сам-то ты кто будешь, если всех здешних гадов ничуть не боишься?
   Почему бы и не поговорить с ним, коли уж Белый змей сам заговорил.
   Белый змей говорит:
   — Я, — говорит, — их падишах буду. А звать меня Шахмара.
   Джигит говорит:
   — А нельзя ли мне как-нибудь отсюда выбраться, ради всего святого, послушай ты меня, не отказывай!
   Шахмара говорит:
   — Я бы тебя выпустил, да только ты будешь причиною моей гибели. Ты обо мне людям расскажешь. И это ни чем иным обернётся, как смертью моей.
   — Не скажу, клянусь всем, чем хочешь, — уверяет джигит и в грудь себя бьёт, и клянётся всяко, мол, как увидел, так и забуду напрочь.
   Когда он так наобещал, Шахмара и велел одной змее: «Иди, выпусти его отсюда», — то есть хвостом по-своему указал. И опять:
   — Коли скажешь кому, тут мне конец наступит. Не смей говорить, прокляну!
   — Не скажу, — говорит джигит, заплакал, конечно, клятву дал.
   Потом уцепился он за хвост той змеи, и змея его наружу выволокла. А сама опять вниз, в дыру, юркнула.
   Джигит домой вернулся. Домочадцы его обрадовались, всплакнули даже на радостях. Ещё бы: столько месяцев пропадал человек, да вернулся вдруг — большая радость!
   Заболел в том городе падишах. Лекарей всяких к себе призвал.
   — Для того, — говорят ему знахари, — чтобы от этой болезни излечить, нужен человек, который Шахмару видел.
   Падишах говорит:
   — А что такое этот Шахмара? Я его не знаю.
   Один знахарь говорит:
   — Шахмара — это Белый змей, змеиный падишах.
   Падишах говорит:
   — Мало ли кто его видел, как мы такого человека распознаем?
   — А это уже наше дело. Ты прикажи баню построить. И чтобы каждый человек в эту баню сходил. Вот тогда мы распознаем. Тот, кто Шахмару видел, телом должен быть пятнист.
   Приказал падишах — баню построили, истопили как следует. Когда всё приготовили, стал падишах приглашать людей в бесплатную баню. Ну, пошёл народ. Бесплатно-то каждый готов попариться. Тех, кто в баню сходил, записывают поимённо. Потом и принуждать стали, ходят, спрашивают: «А ты в бане был?» Если нет — ступай, мол, и не сопротивляйся. Поймали и того бедняка, который Шахмару видел. Спросили у него:
   — Был ты в бане или нет ещё?
   Он говорит:
   — Был.
   Посмотрели по записи, говорят:
   — Как тебя зовут?
   Он говорит:
   — Так-то.
   Ищут теперь его имя по книжке. Нету. И потащили в баню силком. Разделся он теперь. Телом пятнист — дальше некуда, полосат весь и чёрно-бел. Распознали его, конечно, знахари, но спрашивают:
   — Отчего у тебя тело такое странное?
   Он говорит:
   — Это у меня с детства так.
   Знахарь говорит:
   — Нет, это у тебя не с детства. Ты змеиного падишаха видал, Шахмару, оттого и телом пятнист.
   — Не только змеиного падишаха, но и простую змею никогда не видал, — говорит бедняк. Обманывает, конечно, потому как не хочется ему змеиного падишаха губить.
   За обман падишах его в тюрьму посадил. Три дня просидел он там без еды, и каждый день допытывались:
   — Ты, — говорят, — лучше скажи, если видал.
   Нет, не говорит бедняк. Ну, выпустили его из тюрьмы. Знахарь говорит:
   — Надо ему иголки в тело втыкать, да по одной, тогда скажет.
   Притащили бедняка. Воткнули иголку. Закричал бедняк дурным голосом. Ещё одну иглу воткнули. И закричал он тогда пуще прежнего. Но опять не сознаётся. Только воткнули в него третью иглу — не выдержал:
   — Видел, — говорит.
   — Почему не сознавался? — говорит знахарь.
   — Сколько времени протянул, давно бы так! Где видел?
   Тот говорит:
   — Прошуршал в лесу, откуда же мне знать было, что это змеиный падишах...
   Знахарь расспрашивает дотошно:
   — В каком лесу, где именно?
   Тот говорит:
   — Не знаю, давно это было, теперь уже и не припомню.
   Знахарь говорит:
   — Раз так, раз не признаёшься, мы тебе вот машинкой руки-то ущемим, да станем по одному ноготки выдирать.
   Тот молчит. Посадили его возле машинки. Руки ущемили. Выдрала машинка у него с одной руки все ногти. Молчал бедняк. За другую руку принялась. Как содрал ноготь с мизинца, он и признался:
   — Так-то, мол, и так-то, видел там-то, но людей туда не поведу, сам отыщу и вам представлю.
   Взял бедняк золотую тарелку и, собравшись с духом, отправился за Шахмарой. Пришёл в лес, крышку откинул. Вниз спускаться не стал, крикнул сверху изо всех сил:
   — Шахмара!
   Услыхал Шахмара его зов, ползёт из дыры плавно, как вода в реке течёт.
   — Эй, — говорит,— джигит, так-то обещания, клятвы свои держишь? Я бы ещё пожил на белом свете, да тебе сдуру доверился. Теперь всё, конец мне приходит.
   Увидал бедняк Шахмару и заплакал:
   — Никогда бы не проговорился. Три дня в тюрьме продержали. Иголки в меня втыкали, ногти с одной руки повыдирали, и то молчал. Да уж больно смрадно дыхание смерти: как с другой руки стали выдирать — не утерпел, сказал им...
   — Ну, что ж... Видно, судьба моя такая. На тебя зла не держу, много ты страданий за меня принял. — И стал Шахмара того парня уму-разуму учить: — Вот понесёшь ты меня во дворец, чтобы сварить моего мяса для больного падишаха. Тебе и велят меня варить. Как примешься,— говорит,— разруби меня на три части.
   Первый отвар велят слить и в сторону отставить. Скажут тебе: выпей этот отвар. Второй отвар опять прикажут слить и в сторону отставить. И третий отвар слить велят и отставить в сторону. Сделаешь всё, как приказано. Только первый и третий отвар местами поменяй. И на третий отвар укажи — вот, мол, отвар первый.
   Принёс бедняк Шахмару во дворец. Велели ему сварить Шахмару. Разрубил он Шахмару на три части. Бросил в котёл. Первый отвар слил и в сторону отставил, в отдельной посуде, и второй отвар, и третий. Потом взял быстренько да первый отвар с третьим местами поменял.
   Пришёл тот знахарь:
   — Отварил?
   — Отварил.
   — Где первый отвар?
   — Вот, — показал бедняк.
   — Где второй отвар?
   — Вот,— показал на посуду, которая стояла в середине.
   — Где третий?
   — Вот тут.
   А он поменял ведь отвары местами-то, как его Белый змей научил. А для чего — и сам не знает.
   — Вот это я выпью, а это — пей ты, — говорит знахарь. Достал знахарю вместо третьего первый отвар. И тут же лопнул живот знахаря. А бедняк сам выпил третьего отвару и стал понимать, о чём в котле толкуют куски разрубленного Шахмары.
   Разговаривают в котле куски-то. Голова говорит:
   — Если падишах меня съест, у него голова перестанет болеть.
   Туловище говорит:
   — Если меня съест, тело перестанет болеть.
   Хвост говорит:
   — Если меня съест, ноги перестанут болеть.
   Оказывается, знахарь, подлец проклятый, хотел третьего отвару испить, чтобы понимать язык лошадей, коров и всех других животных. Теперь, конечно, бедняк тот язык всех животных и зверей понимает.
   Дали падишаху поесть голову Шахмары: у падишаха голова прошла. Дали туловище — живот прошёл. Хвоста дали отведать, и ноги у падишаха излечились. Стал падишах здоровее прежнего.
   В конце концов, бедняк тот сам стал учёным лекарем. От всех болезней умел лечить и языки звериные знал.