Осетинская народная сказка

СМУГЛАЯ КРАСАВИЦА, ИЗНЕЖЕННАЯ ДОЧЬ САУЛАГА, И СЫН ФАЛВАРА

   Смуглая красавица, изнеженная дочь Саулага (Саулаг — букв, «черный человек». Собственное имя. Слово имеет и другое значение: осетинские феодалы называли черным человеком всякого, кто был ниже их по происхождению.)! Не было такого, кто не приходил бы сватать ее. И утренние ангелы, и вечерние духи-предстатели приходили сватать ее. Но на всех сватающих ее она возводила какую-либо хулу, находила у них какой-либо недостаток. И те, на кого она возводила хулу, уходили от нее с поднятыми плечами и опущенной головой.
   Явился к ней со своим сватовством и Елиа; он умолял ее, но и ему она отказала, заявив:
   — А ты-то как посмел явиться ко мне? Ты носишься по равнинам с громом и криком как глашатай!
   Он ушел от нее особенно обиженным. По дороге его встретил Уасгерги. Он приветствовал его и спрашивает:
   — Где ты был, Елиа?
   — Где я был? Я ходил сватать дочь Саулага. Она оскорбила меня, и я разобиженным возвращаюсь домой.
   — А ведь и я тоже направляюсь к ней. Что мне в таком случае предпринять?
   — Откуда я знаю, что ты должен предпринять? Бог да поможет тебе в осуществлении твоего желания, а со мной она поступила так, как и следовало мне.
   — Что же она все-таки сказала тебе? Та, которая отказала тебе, Елиа, что она может представлять из себя? — сказал Уасгерги и расхохотался в лицо ему.
   — Меня она попрекнула тем, что я как глашатай ношусь по полям с криком, — говорит ему Елиа. — Увидим, что она тебе скажет! Иди своей дорогой и не издевайся надо мной.
   И Елиа расстался с Уасгерги и зашагал по своей дороге. Уасгерги подошел к дому Саулага. На зов его вышел к нему сам Саулаг, и Уасгерги говорит ему:
   — Да не будет мне позорно, я прибыл сватать твою дочь. Какой будет ответ мне?
   — Решение вопроса не от меня зависит, — сказал ему Саулаг. — Она знает, о чем ты мечтал по дороге, знает и то, что ты делал раньше. Зайди к ней сам.
   Уасгерги зашел к ней и говорит:
   — Добрый вечер!
   А она ему отвечает:
   — Мой вечер был бы добрым, если бы ко мне зашел настоящий, достойный человек. Ты-то по какому праву явился ко мне, когда ты — сын знахарки? Разве я могу выйти за двуязычного?! Ты можешь ездить верхом на коне, и я поэтому должна выйти за тебя замуж?
   Так сказала она и дальше не захотела даже разговаривать с ним.
   Уасгерги повернул обратно, еще более обиженный, чем Елиа. Саулаг его спрашивает:
   — Что она тебе сказала?
   — Пусть бог ее возблагодарит! Она мне наговорила таких обидных речей, которых я не забуду, пока буду жив.
   Отец зашел к своей дочери и говорит ей:
   — Бог да не возблагодарит тебя, дочь моя! Нет уже никого из утренних ангелов и вечерних духов-предстателей, кто не приходил бы сватать тебя, но ты ни за кого не выходишь; ты восстановила против меня весь народ. Неужели никто из них не был достоин тебя?! Мне и показаться уже нельзя на дороге. Оставить, может быть, дом тебе, а мне уйти? Мне уже и житья не стало!
   — Я тебе надоела, я огорчаю тебя, мой отец! Устрой же мне в углублении горы Уарпп башню из круглого камня, без двери, с одним окном на крыше; отведи меня туда и оставь там. Я выйду замуж за того, кому покажу из окна запястье своей руки.
   Вот такое она объявила условие выхода замуж.
   Саулаг построил ей в углублении горы Уарпп башню из камня-кругляка и отвел ее туда. Она поблагодарила своего отца, а затем, надев на обе ноги башмаки, поднялась по стене на верх башни подобно тому, как подкованная лошадь идет по ровному месту. Оглянулась на своего отца — отец ее плакал. Она поблагодарила его еще раз и сказала ему:
   — Не плачь, отец мой, и не сокрушайся! Я когда-нибудь помогу тебе.
   Среди народа распространилась молва: «Смуглой красавице дочери Саулага, построили башню на вершине Уарппа, и она дала слово, что выйдет замуж только за того, кому покажет оттуда свое запястье!»
   И стали туда опять стекаться к ней женихи. А она объявила:
   — Пусть каждый покажет свое удальство, в чем только может. Я покажу свое запястье тому, кто мне понравится, и пусть тогда он явится ко мне. А тот, кто не удостоится этого, пусть держит свой путь подальше отсюда.
   Являлись к ней женихи, и каждый показывал перед ней свое удальство. Она наблюдала за ними со своей башни и неугодившим ей чем-либо выставляла: кому — метлу, кому — изображение быка или что-либо подобное. Тот, кому она выставляла метлу и прочее, удалялся от нее разобиженным. Таким образом, из тех, кто являлся сватать ее, не осталось ни одного, кого бы она не оскорбила.
   Елиа решил снова испытать свое счастье, еще раз посвататься.
   — Пойду опять, покажусь ей еще раз, — сказал он сам себе. — В другом облике она меня не узнает.
   Он нагнал темные тучи, стал стрелять, греметь, но она выставила в окно изображение медведя и сказала при этом:
   — А тебе что нужно? Ты же подобен раненому медведю с северного склона горы, бродишь везде!
   Елиа ушел к себе ни с чем.
   Сын Фалвара (Фалвара — в осетинской мифологии божество, покровитель мелкого домашнего рогатого скота.) подослал сказать отцу:
   — Смуглая красавица, изнеженная дочь Саулага, построила себе на вершине Уарпп башню из камня-кругляка. Ее сватают многие, и я тоже должен испытать свое счастье.
   Фалвара на это ему ответил:
   — Эй, сын мой! К этой девушке приходили свататься даже утренние ангелы, вечерние духи-предстатели, но ни за кого из них она не согласилась выйти замуж, всем решительно отказала. А мы ведь всего-навсего охранники годовалых барашков! Даст ли она нам свое согласие?
   Но сын настаивал:
   — Никак нельзя отказаться от нее! Нельзя мне не испытать своего счастья!
   Он настаивал на своем все больше и больше, все решительнее и решительнее, и Фалвара сказал:
   — Что делать? Смотрю на тебя и говорю тебе: ты ничего не добьешься своими силами, надо послать сватов; к тебе никто не протянет свое запястье!
   Сын сказал:
   — Каков бы ни был исход, ты все-таки доведи каким-либо способом мое желание до ее сведения!
   — В таком случае пошлю к ней сватом Уасгерги, — сказал Фалвара и послал за Уасгерги.
   Он явился к Фалвара, и Фалвара ему сказал:
   — Вот так и так обстоит наше дело; прошу тебя сообщить ей, что сын хочет на ней жениться.
   Уасгерги задумал свое и говорит Фалвара:
   — Я сам намерен был еще раз посвататься к ней, но, чтобы она не узнала меня, мне нужно изменить свою внешность. У Будуризада есть хорошая черкеска — он вообще располагает хорошей одеждой. Попроси у него черкеску для меня, а о вашем сватовстве я сообщу ей.
   Фалвара снарядил его, попросил у Будуризада черкеску для Уасгерги, и тот явился в новой черкеске на вершину Уарпп. Он стал джигитовать, гарцевать перед башней, показывая перед смуглой красавицей свое искусство наездника.
   Смуглая красавица выбросила изображение знахарки и сказала ему:
   — Ну, ты еще и теперь не убедился, что ты сын знахарки, что ты двуязычный? Те, которые прислали тебя сватом, не лучше тебя!
   Уасгерги в сильной обиде повернул своего коня обратно. Он был настолько разобижен, что загнал коня. Объявил Фалвара и его сыну, что смуглая красавица отказала ему, но скрыл от них, что он хлопотал не об их деле, а о своем, сватал вторично смуглую красавицу за себя.
   После этого сын Фалвара погнал свою скотину на вершину той же горы и стал пасти ее неподалеку от башни смуглой красавицы. На полуденный отдых он пригнал свою отару под башню. Когда наступило время еды, он, засучив рукава своего черного бешмета, взял чашку, обошел своих овец и выбрал одну яловую овцу, чтобы подоить ее. Он долго гонялся за ней и никак не мог поймать ее; измучился с ней, но все-таки поймал.
   Смуглая красавица с башни наблюдала за ним и думала: «Он крепко рассердится на нее и убьет ее!»
   А сын Фалвара спокойно выдоил овцу, не злясь на нее, вытер об нее свои руки, приподнял ее мордочку, поцеловал ее и сказал:
   — Пасись на здоровье!
   Недалеко от него находился источник. Он спустился к нему и вымыл руки, потом вернулся обратно и принялся процеживать молоко.
   Смуглая красавица не вытерпела, высунулась по пояс в окно: все вокруг осветилось, как от солнца.
   — Я не считаю достойным тебя, — обратилась она к сыну Фалвара, — чтобы ты один выпил эту чашку молока!
   А он ответил ей:
   — Если бы у меня было право, я не стал бы пить ее один.
   — Неси ее сюда, — сказала смуглая красавица, — здесь мы ее выпьем вместе.
   — А как я отнесу ее на башню, когда здесь не видно двери? — спрашивает он ее.
   Она ему говорит:
   — Я открою тебе дверь.
   — В таком случае несу.
   Она сбросила к нему свои два башмака и говорит ему:
   — Надень их на ноги и неси сюда чашку молока!
   Он с чашкой молока в руке поднялся по стене на вершину башни к смуглой красавице, подобно тому, как подкованный на четыре ноги конь идет по льду. Они уселись на кровати, выпили чашку молока вместе, стали миловаться, а затем он ее спрашивает:
   — Ну, каково теперь твое намерение?
   Она ему отвечает:
   — До сих пор мне нельзя было выйти замуж. Ни за кого я не хотела выходить — ни из утренних ангелов, ни из вечерних духов-предстателей, и, если они не будут твоими киндзхонами, мне и сейчас нельзя будет выйти замуж за тебя. Однако твой отец — сильный человек, и он в силах устранить это препятствие.
   Сын Фалвара спустился к отцу и заявил ему:
   — Вот так и так обстоит дело: дай мне недельный срок, и если мы не пригласим в киндзхоны божьих ангелов и предстателей, то и меня, и ее ждет гибель.
   И Фалвара на свадьбу своего сына пригласил в число киндзхонов и Уасгерги, и Никкола (Никкола (диг.) — по народным представлениям, христианский святой Никкола (Николай) является божеством. Почитается наряду с Уасгерги (Уастырджи).), и Татартупа (Татартуп — одно из осетинских божеств; покровитель степей.), и всех ангелов и предстателей. Собрал он их, и киндзхоны выступили к Уарпп-горе. Они расположились в расселине горы перед башней и послали к смуглой красавице посланца передать ей настойчиво:
   — Спустись с башни, и да даст тебе бог счастливую жизнь!
   Она ответила:
   — Я не могу сойти с башни до тех пор, пока не узнаю ваших намерений. Меня охраняет женщина; один клык у нее уходит в поднебесье, а другой — под землю. Если я выйду отсюда, то она закричит на нас так, что гора потрескается как лед, а с деревьев дремучего леса попадают ветки. А вам я не доверяю потому, что каждого из вас я обидела каким-либо упреком. Прошу вас, не держите за это против меня зла в сердце своем! Фалвара богат скотиной, весь народ возлагает на него надежды. Может быть, по этой причине охраняющая меня женщина даст свое согласие, и мы вырвемся отсюда.
   — Мы — не мужчины, если сегодня не окажем тебе нужной помощи! — заверили они ее.
   — Смотрите, у нее есть три таких крика, от которых все мы погибнем, если только вы поддадитесь страху.
   Она спустилась к ним, и они вместе выступили в дом Фалвара. Клыкастая женщина закричала на них так, что сразу же их оглушила.
   — Куда вы уносите кусок моей пищи? — спрашивает она их.
   Киндзхоны переглянулись, но стали подбадривать друг друга:
   — Позорно нам поддаваться страху!
   И страх у них прошел. Они вступили с ней в бой. Бились с ней, отстреливались от нее, выбили у нее зубы; куски ее зуба, падая, превращались в лучины.
   Они убили клыкастую женщину и прибыли в дом Фалвара. Невесту завели в дом — и как мог тогда Фалвара не устроить свадебного пира?!
   Когда все было готово, то слово для произнесения тоста было поручено самому Фалвара. Он взял ахсарфамбал и произнес тост-моление:
   — Уасгерги, за то добро, которое ты нам сегодня оказал, я назначаю нивондом (Нивонд (диг.), нывонд (ирон.) — жертвенное животное, предназначенное к закланию во имя какого-либо представителя осетинского Олимпа или в честь какого-либо знаменательного семейного или общественного события.) твоим белоголового барашка, до тех пор пока будут жить люди.
   Елиа он сказал:
   — А тебе в твой праздник нивондом назначаю белого козленка.
   Будуризаду он назначил белого ягненка. И другим он обещал:
   — Беру на себя обещание обеспечивать каждый пир косарттагом.
   И с тех пор он делает такие подарки.
   После свадебного пира смуглая красавица, изнеженная дочь Саулага, и сын Фалвара стали жить и поживать.